Герцог Нахтцинны стоял, скрестив на груди руки. Перед ним в снегу лежал меч.
— Наш уговор еще в силе? — твердым голосом спросила она.
— Не слушай ее, — вмешался Мелвин. — Я ее старший брат, и мне кажется, что этот спор должны решать мужчины.
Один из троллей произнес что-то, прежде чем Кадлин успела перебить брата.
— Значит, ты Серебряный Коготь. — Герцог оценивающе поглядел на Мелвина. — Далеко ты ушел от своих охотничьих владений. Мои братья в Снайвамарке рассказывают много историй о тебе.
— Отпусти мою младшую сестру. Мы сразимся, и, быть может, вскоре о тебе расскажут новую славную историю, герцог.
Казалось, князь троллей склоняется к тому, чтобы принять предложение Мелвина.
— Без меча я не уйду, — заявила Кадлин.
Мелвин рассмеялся.
— Так точно, сестренка! Как прикажешь, королева! — Он наклонился, чтобы поднять клинок.
Кадлин потянулась к кинжалу. На миг ее взгляд встретился со взглядом герцога, и ей показалось, будто в его глазах она читает согласие. Ей доводилось слышать об Оргриме. Многие считали его честным. Архитектор Гундагер украл книгу со стихами из покоев князя. И, похоже, Оргрим написал ее сам.
Он был не таким, как другие тролли. Он ничего не сделает Мелвину. Она прочла это в его желтых глазах!
Она изо всех сил ударила Мелвина рукоятью кинжала по затылку. Брат беззвучно повалился на снег. Она подхватила меч, выпавший из его руки.
— Никто не сражается вместо меня!
Казалось, Оргрим развеселился.
— Дети человеческие…
— Наш договор еще в силе?
Он кивнул.
— А его… Отпустите его. Это я уговорила его прийти сюда.
В этом исключительно моя вина.
Герцог рассмеялся.
— У меня такое чувство, что он утверждал бы, что все было с точностью до наоборот, если бы еще мог стоять на ногах.
— Ты отпустишь его, — не успокаивалась Кадлин.
— Ты не моя королева. — Он поглядел на Мелвина. — Серебряный Коготь — не обычный кусок мяса. Ничего подобного я никогда прежде не ел. Наполовину человек, наполовину эльф. Каждый из этих вкусов сам по себе знаком мне. Но вот смесь… — Его тяжелый темный язык прошелся по губам. — Мы засолим его мясо, чтобы оно лучше хранилось. Это только для пиров.
— Ты обещал мне!
Он снова рассмеялся.
— Когда?
— Своим взглядом.
— Боюсь, ты ошиблась.
С криком ярости она бросилась на него. Ее клинок пронесся в волоске от него. Он был словно уторь, этот проклятый вонючий мерзавец. Она была подобна вихрю, сделала ложный выпад, изменила направление.
Внезапно его кулак обрушился вниз. Кадлин пригнулась.
Колено Оргрима дернулось вперед. Он почти не вложил силы в удар и опрокинул ее спиной в снег. Поставил ногу ей на грудь и поднял булаву.
— На этот раз орел тебя не спасет! — Тяжелое оружие устремилось вниз.
Кадлин зажмурилась.
С глухим ударом каменный шар булавы ударился об утоптанный снег рядом с ее головой. Она судорожно сглотнула.
Медленно открыла глаза.
— Я объявляю тебя мертвой, дочь человеческая. И жду, что в дальнейшем ты будешь вести себя как мертвая. Никогда более не ступит твоя нога на мою землю. И никогда больше не поднимешь ты оружие против троллей. Если ты поклянешься мне в этом, я отпущу тебя и твоего брата. Но если ты нарушишь эту клятву, мои войска вторгнутся во Фьордландию, и все твои боги не смогут этому помешать. Мы разграбим твою родину от Фирнстайна до Гонтабу и сожжем ее. Ты поняла, дочь человеческая?
— Да, — негромко произнесла она.
— Клянешься вести себя с настоящего момента как мертвая?
— Клянусь! — выдавила она из себя.
Он поднял булаву и отступил на шаг.
— Почему? — тихо спросила она.
— Эльфы сожгли моих женщин и щенков живьем. Но называют варваром, диким зверем меня. Ты носишь в себе щенка, королева. Об этом я знаю от Сканги. Он не мог выбрать себе мать. И ради него я отпускаю тебя. Нам, троллям, никогда не пришло бы в голову позволить сражаться женщине в тягости. Но ведь мы — всего лишь вонючие варвары. — Он сплюнул в снег рядом с ней. — Ты чему-нибудь научилась, дочь человеческая?
— Да.
— Научи своего щенка этому, когда родишь. Возвращайся к своему трону и расскажи об этом другим детям человеческим. К северу от озера, которое выбрала для границы Сканга, живут кровожадные дикари. Тебя и твоего брата я отпускаю, чтобы вы были моими посланниками. На этот раз я проявил милосердие. Второго раза не будет. А теперь иди!
— Для меня ты — женщина, которая освободит мой народ от троллей.
На краю утеса стояла тишина. Последний рокот падающих камней стих. В воздухе висела пыль, склеивая носы и оседая во рту горьким привкусом.
— Я не могла понять, то ли ты очень глуп, то ли очень храбр, — негромко произнесла Эмерелль. — Теперь знаю. — Она сдержанно улыбнулась. — Отведи нас в свою деревню.
Я хочу пить. И даже не пытайся разместить нас в своей кладовой.
Фальрах испытывал облегчение. Его тело снова забыло Олловейна. С улыбкой королевы отступило напряжение, но и сила тоже. Он опустился на выступ скалы. Через штаны он чувствовал раскаленный от жары камень.
Некоторые кобольды отважились поднять глаза. Казалось, они еще не верили в то, что все обошлось мирно. То ли они боялись Эмерелль, то ли слишком хорошо знали своего шамана.
Облон хлопнул в ладоши.
— Вставайте, банда трусов! Что подумают о нас великаны?
До сих пор тролли были самым страшным вашим кошмаром, но вы производите намного более сильное впечатление. Надеюсь, вы не злопамятны. Дело действительно не в вас! Речь шла исключительно о… о еде!
Фальрах пытался поймать взгляд Эмерелль. Королева продолжала улыбаться. Он готов был отдать все на свете, чтобы прочесть ее мысли!
Облон отправился в путь. Он вел их по извилистой тропе сквозь скалы. Прошло не более получаса, когда они достигли долины, через которую тек неглубокий, едва ли по щиколотку, ручей.
Фальраху пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не броситься лицом в воду. Язык лежал во рту, словно кусок сушеного мяса. Казалось, он опух. Губы потрескались.
Он пытался не смотреть на воду. Пытался не слушать негромкий плеск воды. Интересно, когда придет кто-нибудь и предложит им воду? Проклятое кобольдское отродье!
Неподалеку от ручья росло несколько зеленых кустиков травы. На полях стояли отдельные жалкие стебли кукурузы.