Арсеньеву стало жаль, что нет никаких комментариев. Любопытно узнать, какой именно конфликт случился между Кравцовой и ее подчиненными накануне убийства. Судя по величине и жирности букв, по обилию восклицательных знаков, она очень разозлилась.
На всякий случай Арсеньев еще раз просмотрел предыдущую страницу, но там не нашел ничего существенного.
«Съемка 10.30, позв. на Эхо, анонс, Обязат. напомнить Ж побриться! Очищ. от шлаков и токсинов, двухнедельная программа: 4 таб. 3 р.д. за час до еды, мучное искл., маникюр срочно!»
Саня автоматически отметил про себя, что маникюр она сделать успела. Интересно, начала ли очищаться от шлаков и токсинов? Тут же, совсем некстати, он вспомнил “классные феньки” Геры Масюнина с пластырем и губной помадой.
"А может, кто-то решил ей отомстить? – неуверенно предположил Саня. – Личная неприязнь вполне реальный мотив, если верить Масюнину, убийца действительно псих, и тогда этот мотив становится еще реальней”.
На нескольких страницах промелькнули названия марок машин и цены. Саня удивился. У Кравцовой была отличная бирюзовая “Хонда”, совсем новенькая, девяносто восьмого года. Неужели она хотела поменять ее на “Фольксваген” или “Опель”? А может, собиралась покупать вторую машину? Зачем?
Впрочем, учитывая ее характер, образ жизни и круг общения, этот вопрос можно было спокойно отбросить прочь. Зачем пять шуб при мокрой московской зиме? Зачем сорок пар обуви, двадцать три вечерних платья, целая комната, забитая немыслимым количеством барахла, дюжина наручных часов, двадцать сумочек, три огромных ящика в комоде, забитые косметикой? Чтобы всем этим воспользоваться, не хватит и ста лет жизни.
Во время обыска в квартире Кравцовой кто-нибудь то и дело охал и присвистывал, пытался угадать цену на очередную шмотку или безделушку. Иногда Саня, слыша название фирмы, подавал ленивые реплики, сколько примерно это может стоить.
Зюзя, проникшись уважением к его скромным познаниям в этой области, попросила его определить примерную стоимость вещей, которые показались ей особенно шикарными.
Саня с некоторым удивлением обнаружил, что шубы сшиты из мелких лоскутков и вовсе не в Италии. По-настоящему дорогой и качественной можно назвать только одну, последнюю, норковую, купленную совсем недавно, на весенней распродаже с огромной скидкой. На ней еще висел ярлык и сохранился товарный чек.
Из дюжины часов только одни действительно “Картье”, остальные дешевая подделка. Настоящие, серьезные драгоценности смешаны в шкатулках с безвкусной бижутерией в одну кучу. Швы на роскошных вечерних туалетах подозрительно неаккуратны, слишком много блесток, перьев, пуха, люрекса, бисера. То, что кажется щелком и кашемиром, на самом деле полиэстр и вискоза.
Обувь больше впечатляла своим количеством, чем качеством. Подделка под крокодиловую и страусовую кожу, много стразов, красного лака, золоченых каблуков-шпилек, бантиков, цветочков. Не то чтобы совсем дешевка, но все-таки подделка.
Конечно, имелись у Кравцовой по-настоящему эксклюзивные вещи. Но мало. Значительно меньше, чем ей хотелось. Основную часть ее гардероба составляли горы ярких, броских, почти вульгарных шмоток, с претензией на роскошь, иногда даже с поддельными фирменными бирками “Кристиан Диор”, “Шанель”, “Эскада”, пришитыми вручную.
– Неужели сама пришивала? – поражалась Зюзя, слушая его комментарии.
– Вполне возможно, – пожимал плечами Саня, – бирки продаются на окраинных вещевых рынках.
– Но зачем, зачем? – восклицала Зюзя. – Она ведь не дурочка и отнюдь не бедная. Слушай, Шура, а это? Только не говори, что тоже подделка! – Зинаида Ивановна показывала ему очередную кофточку, украшенную стразами, отделанную нежным страусовым пухом.
– Это вообще дешевка с какого-нибудь рынка. Впрочем, я не специалист.
– Еще какой специалист! Откуда в тебе это, Шура? От кого угодно, но от тебя совершенно не ожидала, – качала седой головой следователь Лиховцева.
Всего года три назад он сам от себя этого не ожидал. В принципе каждый оперативник должен иметь набор камуфляжа, чтобы при необходимости легко и незаметно вписаться в круг людей, которые оценивают собеседника по ярлычку на изнанке одежды, по марке часов, ботинок, галстука и по прочим деталям туалета. По-хорошему, на это стоило бы выдавать определенные суммы, пусть даже строго подотчетные. Глупо, когда не удается раскрутить важного свидетеля только потому, что ты не правильно одет и он тебя за это не уважает.
Впрочем, рассуждать о суммах, надбавках и маленьких милицейских окладах еще более глупо, а главное, бесполезно и унизительно. Не нравится – уходи в частные охранные структуры или становись скотиной, “крышуй” бандитов, бери взятки и садись в тюрьму. Твой выбор, только твой. Невозможно постоянно ныть и жаловаться.
Арсеньев долго не мог постичь эту науку, искренне не понимал, чем отличается “Роллекс” за пятьдесят тысяч долларов от “Сейки” за сто долларов на запястье нового знакомца? Ведь не будешь без конца расстегивать ремешок часов и всем показывать клеймо на тыльной стороне корпуса? Что ты чувствуешь, когда на руке у тебя тикает небольшая загородная вилла (от 50 тысяч и выше), на ногах поблескивает недельный тур, скажем в Испанию (от тысячи до трех), на шее болтаются слегка подержанные “Жигули” (от пятисот до тысячи)?
Но постепенно он научился отличать часы-виллу от просто часов по особому отливу циферблата, по блеску стеклышка и прочим едва уловимым признакам. Кое-как разобрался с одеждой и обувью. А главное, понял, зачем это нужно.
Если ты принадлежишь к касте людей, которые по статистике занимают первое место среди жертв заказных убийств и похищений с целью выкупа; если бронированный джип, видеокамера у ворот, вооруженная охрана, личный адвокат и прочие прелести становятся необходимы тебе как зубная щетка по утрам и вечерам, значит, тебе страшно. Ты знаешь, что тебя хотят убить и сам всегда хочешь убить кого-нибудь. Мир для тебя становится хаосом, подлым, опасным и непредсказуемым. Здоровое чувство бесценности жизни, как собственной, так и чужой, данное каждому человеку от рождения, быстро атрофируется, и на смену ему приходит нездоровое чувство цены. Цены чисто конкретной, выраженной в долларах, подтвержденной товарным чеком, ярлыком, клеймом, наклейкой. Ты обвешиваешь себя всякими эксклюзивными талисманами и оберегами, увеличивая до бесконечности количество нулей, которые все равно, как ты ни тужься, останутся нулями.
Сане все чаще приходилось иметь дело не с алкашами и наркоманами вроде Вороны, не с уличными воришками, хулиганами и попрошайками, а с представителями этой самой “нулевой касты”, с людьми солидными, хорошо одетыми.
Год назад на распродаже в одном шикарном бутике, в центре Москвы, он купил себе костюм. Изначальная цена блуждала где-то в районе тысячи, и за одно только это Саня испытывал к костюму смешанное чувство почтения и отвращения, словно он был живым существом, наглым талантливым мошенником.