Иногда он вспоминал о Себастьяне и очень рассчитывал на то, что пропажу денег из кассы обнаружат не скоро. Он понимал, что Себастьян разъярится и будет клясть его последними словами.
Официант подал ему тарелку с бифштексом. Сэйерс безо всякого энтузиазма посмотрел на еду.
Ему уже давно казалось, что в какой-то мере стремление к цели и тоска по ней переносятся легче и оставляют более приятные ощущения, чем приближение к ней. Жизнь идет своим чередом, а цель остается все той же недостижимой мечтой. Человек не испытывает ни неуверенности, ни опасения совершить неверный шаг, ни страха крушения надежд.
Он посмотрел в окно. Поезд проезжал по эстакадному мосту, перекинутому через широкую реку. Напуганная грохотом, стая птиц взлетела с поверхности воды.
Одно только воспоминание поддерживало Сэйерса: ее взгляд в тот поздний вечер, брошенный ему со сцены Египетского зала, и просьба забыть ее. Тогда Луиза наконец-то осознала искренность его намерений. Однако Сэйерс сомневался, хватит ли у нее смелости понять свою истинную суть.
Душа ее была потеряна, но Том отказывался это признавать. Он считал ее обманутой, подпавшей под влияние, запутавшейся… уведенной с пути истинного, но только не проклятой, По его мнению, Луиза не могла быть такой. Все ее действия до сих пор свидетельствовали вовсе не о сознательно выбранной дороге в ад. Луиза считала свое поведение некоей игрой, в которой она, правда, и наносила вред, творила зло, но не осознанно и не преднамеренно, не подчиняясь самому злу. Она удовлетворяла свою потребность причинять боль, но лишь тем, кому боль доставляла удовольствие.
Вместе с тем Том отчетливо понимал — Луиза может перемениться; на это указывал случай с девочкой в Ярмуте — та осталась жива только по чистой случайности. Луиза взяла роль Странника, подогнав ее под себя, но под руководством Молчуна и его неразговорчивой женушки способна зайти слишком далеко.
«Они служили Странникам, не самозванцам, и не упустят возможности подвести ее к самому краю. Больше того — заставят Луизу перешагнуть грань. Луиза была не столь уж и беспорочна, но кто из нас без греха?» — размышлял Сэйерс.
Он взял нож и принялся разрезать бифштекс. Для человека, не испытывавшего голода, расправился он с мясом довольно быстро.
* * *
Ранним вечером поезд въехал в Ричмонд, пересек по мосту Джеймс-Ривер, откуда открывался внушительный вид на мастерские завода «Трейдгар айрон воркс», и, выпустив огромные клубы пара, остановился у перрона вокзала на Мэйн-стрит. С небольшим чемоданчиком в руке, своим единственным багажом, Сэйерс выпрыгнул из вагона, прошел по зданию вокзала, громадному, построенному совсем недавно и возвышавшемуся над окружавшими его низенькими домиками подобно величественному дворцу, и очутился на улице. В ожидании пассажиров у тротуара выстроилась вереница кебов.
Сэйерс не представлял, куда ему ехать. Он крайне мало знал о Ричмонде. За последние десятилетия городок сильно разросся, превратившись в шумный промышленный город. Старые дома исчезали, сменяясь новыми, многоэтажными. Среди новостроек была и величавая Монумент-авеню, отголосок ностальгии о потерянном прошлом. Северяне дотла сожгли прежнюю столицу Конфедерации, выбив из нее последних защитников.
Прежде всего Тому нужно было где-то остановиться. На Мэйн-стрит Сэйерс принялся разглядывать театральные объявления. Он надеялся затеряться в одной из незаметных улочек в районе театров, среди маленьких харчевен и пабов, куда заглядывали не театралы, а актеры и рабочие сцены. Сэйерс безошибочно узнавал их в любой толпе.
В подобном районе он чувствовал бы себя как дома, завязал разговор и выяснил все, что ему нужно: и где расположены самые дешевые гостиницы, и как прошел последний спектакль. Не исключено, он услышал бы там и о Луизе — ведь она сама недавно приехала сюда и наверняка ведет поиски, хотя и не совсем в тех же кругах.
Расспросы привели его на Бонд-стрит, откуда лучами расходилось несколько аллей. У неприметного входа в салун, на вид многообещающего, он заметил пару музыкантов в пальто, наброшенных поверх фраков. Они нырнули внутрь, и Сэйерс последовал за ними. Место было непривлекательным, редкие прохожие заглядывали туда, да и то по необходимости, чтобы утолить голод и сразу уйти.
Закрыв за собой дверь, Сэйерс в нерешительности остановился. К его изумлению, в небольшом зале, мирно попивая джин и пиво, сидели и белые и черные. Том, конечно, знал, что война закончилась освобождением рабов, но не ожидал, что обе расы так быстро примирятся друг с другом. «Похоже, я попал за кулисы мира, где не слышали о сегрегации», — подумал он и вскоре убедился, что действительно не слышали. Очнувшись и не желая привлекать к себе внимания, он пересек зал и задержался у столика, за которым сидели музыканты.
— Простите, — обратился он к ним, — вы, случайно, не из оркестра «Трубадуры Черного Патти»?
— Нет, — замотал головой один из оркестрантов, чернокожий. — Мы из джаз-банда «Менестрели Элла Филдза».
Сэйерс понимающе кивнул и направился к бару. Стойка сияла чистотой, внизу, возле каждого стула, сверкали плевательницы. Обслуживал посетителей единственный официант, также чернокожий, одетый в белоснежную рубашку с галстуком-бабочкой, жилетку, черные брюки и длинный, почти до самого пола, фартук. Он стоял, облокотившись на невысокий латунный поручень, окаймлявший стойку, и вполголоса разговаривал с барменом. Увидев подходившего к ним Сэйерса, буфетчик прервал беседу, а официант отправился в зал брать заказы и выписывать счета.
Сэйерс поставил чемодан рядом со стулом и заказал пива. Бармен подал ему высокую хрустальную кружку.
Том чувствовал, что ему следует избегать алкоголя. Стоило выпить больше глотка, и он падал в пропасть.
Пиво у него всегда предшествовало рюмке виски, за которой следовала вторая, и третья, и так далее… становясь нотами в долгой песне, заканчивавшейся, как правило, в луже возле бара.
Когда-то Сэйерс выбрал для себя умеренное употребление алкоголя, но соблюдать дозу так и не научился, постоянно перебарщивая. Сейчас перед ним стоял выбор — либо полный отказ от спиртного, либо запой с непредсказуемыми последствиями. Он предпочел первое.
Он повернулся и оглядел зал. Внимание его привлекла женщина в одной из боковых отдельных кабинок. В бар она вошла с каким-то мужчиной, но сейчас сидела одна. Один этот факт вызывал удивление, но вдвойне удивительным было другое — перед ней стояла рюмка.
Сэйерс догадался о ее профессии. Конечно, это шлюха, поджидавшая клиента. Официант, видимо, тоже так считал. Он остановился возле нее. Что-то сказал ей, она в ответ отрицательно замотала головой. Официант посмотрел на бармена, чуть кивнул ему, тот подошел к женщине, подхватил ее под руки и вытолкал за дверь. Женщина отчаянно визжала и сопротивлялась. Никто не обратил внимания на безобразную сцену либо притворился, что ничего особенного не происходит.
Сэйерс рассматривал пол в зале. Дверь открылась, вошел бармен, отряхивая пыль с ладоней. Официант ушел брать очередной заказ, а бармен вернулся за стойку и удивленно посмотрел на полную кружку Сэйерса, из которой тот сделал всего один глоток.