Энергия уходит из Вселенной —
Всё остывает. Поспеши же, режиссер».
Автор: Какое там…
А если прав он, странный демиург —
И нет теперь гармонии в природе?
(К персонажам.)
Ну что же вы сидите, человеки?
Общайтесь же! Ужели что сказать
Друг другу нечего?
Вот ты, космодесантник,
Перед тобой дикарь, табула раса,
И множество иных непросвещенных,
Ты ведь видал космические бездны,
Сам говорил.
А ты, сновидец, спишь?
Очнись от забытья, фантазии отринь,
Прими других как есть, таких же,
Как и ты, пока костер пылает!
Молчите? Что ж…
Пока молчите, в сладкой дреме пребывая,
Из времени сбежав, и вне пространства…
Вселенная остынет неизбежно!
Возьму всех вас и по домам отправлю!
Дикарь (хмуро): Что? Домой?
Человеколюб: Пусть остывает.
Нам-то что за дело?
Студент: Иди-ка в жопу, астроном!
Космодесантник: А ну, стоять!
А вздумаешь бузить…
(Выразительно поглаживает приклад лучемета.)
Сновидец (приоткрыв глаз):
Всё верно, братья,
Щас сморгну его из сна,
Развею…
Актер: Всегда я режиссеров не любил:
От них сумбур и пользы никакой,
Один лишь вред —
Стреляй, космодесантник.
Автор: Безумные, зачем вы не поймете?
Надежда вы последняя миров!
Миры, не встретившись, гармонию утратят,
Вселенная ж — остынет.
Все персонажи (хором):
Пусть остывает!
Автор: Что-о?!
Все персонажи: ПУСКАЙ ВСЕЛЕННАЯ ОСТЫВАЕТ!
Немая сцена. Автор под прицелом лучемета. Все поражены и напуганы, ибо наконец-то услышали друг друга.
Голос (разносится отовсюду):
«Браво, режиссер!
Они общаются, они заговорили —
А значит, мир в который раз спасен!»
Медленно гаснет свет, огонь костра отдаляется вместе со сценой, исчезает в бесконечности.
Занавес.
Катанабуси отпускает рукоять — меч возвращается в ножны.
Они стоят на белой мостовой, по сторонам вздымаются белые громады зданий без окон, впереди площадь, она вымощена мраморными, будто надгробными плитами, на них падают лучи солнца, но бликов нет — плиты и стены словно не замечают света. В воздухе — холодное, молочно-белое свечение.
Железный Грон — с виду нестрашный хлипкий очкарик, скрестив руки на груди, стоит рядом с Мастером Ри, смотрит куда-то в сторону.
Мастер Ри словно окаменел, не шелохнется.
Грон деланно вздыхает:
— Не желаешь сразиться, рыцарь? Ну что ж, воля твоя. Я полагал, ты меня врагом считаешь, страшным Железным Гроном. Подумай сам, рыцарь, кто видел этого самого Грона? Кто он таков? Нафантазировали с три короба, чуть где какая беда — Железный Грон виноват. Разбойники безобразят — Грон наслал; мор, чума — его рук дело. Да что об этом говорить, — Грон саркастически морщится.
— Всё намного сложнее, Мастер Ри. Весь твой путь я прошел рядом с тобой. Да, я сложил твой путь от короля Артура до этих стен. Предсказание старой гадалки — моих рук дело. А манускрипт гипербореев… Я специально решил тебе его показать, чтобы ты понял — гипербореи ошиблись и на этот раз, ибо они такие же смертные, как мы с тобой, и им также свойственно ошибаться. Да что там говорить, они ошибались всегда. Романтики. Рассуди сам — толкуют о трех сценариях, а между тем ты волен поступить не по сценарию — просто уйти из города. Никто тебя прельщать не собирается, никакими мирами-сказками. Не хочешь возвращаться — сразись. Только с кем? Со мной? Видишь, я безоружен. Да и как мне с моей комплекцией против тебя, закаленного воина? Но если считаешь нужным убить меня — убей. Мне здесь всё равно делать больше нечего, я отсюда могу в другие миры-сказки, они такие забавные… А нет, так оставайся, милости просим, не мне тебе противиться. Владей городом или будь гостем. Так что выбирай, Мастер Ри. Что надумаешь, то и делай.
Мастеру Ри выбирать ничего не хочется, точнее — не из чего выбирать: все предложенные дороги никуда не ведут.
Железный Грон проницательно усмехается.
— Понимаю, рыцарь. Не хочешь выбирать? Должно быть, сомневаешься в моей искренности. Думаешь — зачем я своих воинов на тебя насылал? Не я насылал. Они гипербореями оставлены город стеречь. Чтобы случайных путников отпугивать. Для настоящего дела они не годны — ты вон один всех положил. Впрочем, у этого города имеется одно неприятное свойство. Тот, кто пришел сюда по предопределению, не может не выбрать. Если не выберешь, рыцарь, город сперва раздавит тебя, а затем весь мир раздавит. Город — вот кто твой истинный противник. Поэтому я и послан тебе на помощь. Не выберешь ты — придется выбирать мне, ведь я в какой-то степени твое отражение и, как и ты, не хочу гибели. Такие дела…
Железный Грон покачивается с пятки на носок, руки за спину, всем своим видом показывает, мол, что тут думать, дело решенное.
Молочно-белое свечение города становится совершенно мертвым…
Полковник дико меняется в лице. Багровое пятно расплывается по лицу, от лба к шее. Полковник медленно поднимается из-за стола и…
Взгляд наследного дюка — совершенно стеклянный. Дюк смотрит прямо поверх головы полковника, словно там, на гладкой каменной стене кабинета разверзлись врата преисподней.
Перед Глебуардусом окно быстро движущегося вагона, вероятно, под землей, вероятно, из другой эпохи. За окном темно, вдоль тоннеля тянутся непрерывные трубы. Вагон сильно покачивает. Он, Данила Голубцов, нехорошо думает о рецензентах диссертационной работы.
Яркие огни станции. Всё вмиг залито светом. Двери вагона раздвигаются, порывистым движением Голубцов почти выходит на перрон, но застывает прямо в дверях.
Глебуардус моргает. Он опять дюк: видение отпустило; но попадает в прошлое — едет в собственном экипаже с графиней К. на раут. Странное ощущение, Глебуардус беседует с графиней, помня в точности, что должен говорить; и помнит, что всё это уже было, что всё это он уже говорил.