– А теперь будешь блохой, – продолжал простодушный истязатель.
Игорёк перестал соображать вообще что-либо, незнакомец сделался невероятно огромен. От него исходил тёплый, дурманящий аромат крови.
– Ну, хватит, – решил незнакомец.
Вновь Игорёк принял человеческий облик и поразился, с каким сожалением он вспоминает о блохе. Ей было тепло, у неё были желания, ей хотелось крови. Ей хотелось жить.
– А сам ты – тоже внушение? – спросил Игорёк.
– А то что же?
– Непонятно.
– Непонятно – спрашивай. Я разрешил.
– Если ты – внушение, кто же внушает?
– Я и внушаю. Вот ты – бессмертный. А я внушу, что ты труп – трупом и будешь. Пока не внушу иное.
– Если я буду трупом, как же ты мне внушишь?
– Вот дурак. Внушу и всё тут. Труп ты, не труп – мне это едино.
– Ну, хорошо. А имя у тебя есть?
– Зови меня – Старый Айк. Я не имею ни формы, ни содержания, ни желания их иметь. Давай, кидай хворост в огонь.
Игорёк без лишних слов исполнил требуемое. «Ну, – думал он, – объегорил меня Набу. С виду интеллигентное существо. А как купил. Молодец, ничего не скажешь. Здесь хуже, чем в тюрьме, хуже, чем где бы то ни было. Хуже и придумать нельзя».
Старый Айк вытянул ноги к огню, пошевелил пальцами с жёлтыми, заскорузлыми ногтями. Довольно улыбнулся.
– Хорошо горит. Знаешь, что это горит?
– Что?
– Астральные тела. Полезнейшая и наинеобходимейшая операция. Душа должна очиститься, прежде чем погрузится в Реализацию.
– Запутал ты меня. Что внушено, что нет.
– Всё внушено. Что и как – не важно. Ты видишь, как астральные тела сгорают, чтобы больше не быть. Возникли из ничего, в ничто и уходят. Сейчас я и тебя очищу.
В тот же миг Игорёк превратился в полено. Старый Айк поднял его и швырнул в огонь.
– Вот так.
Стена гудящего пламени окружила Игорька. Ни пошевелиться, ни вздохнуть, полено – поленом. Только отчего-то не горит. «Ну, это мы уже проходили, – с каким-то нездоровым воодушевлением подумал Игорёк, не удивившись тому, что продолжает думать и осознавать себя. – Только как бы мне перестать быть поленом? Внушить себе, что ли? Ну, ведь не полено же я, не полено!»
И вправду, полена больше не было. Игорёк шагнул из огня и угрюмо уставился на Старого Айка. Тот ответил взглядом, исполненным трогательного идиотизма.
– Ты чего не горишь?
– Потому что не хочу, – ответил Игорёк и, размахнувшись, врезал от всей души по этой отвратительно наивной и гладкой физиономии.
– Ой! – только и успел услышать он.
Игорёк обнаружил, что сидит на верхних нарах в каком-то бараке. Всё вокруг из дерева: стены, нары, грубо сработанные табуретки. На стенах потёки и светящаяся плесень. Плесень самых разных оттенков, от ядовито-зелёного до яично-розового. Свет от неё муторный, гнойный. Удушающий свет. Ни окон, ни дверей нет.
На соседних нарах сидят человекоподобные существа, с такими же большими, как у Старого Айка лицами, и такими же простодушными. И какие-то, как всё здесь, деревянные.
– Да, блин, дела! – прокомментировал Игорёк.
– Друг, не надо нездешними словами. Структура этого не любит, – с детской укоризной произнёс сосед слева.
– "Блин", значит, нездешнее слово. А «структура» – здешнее? Вы кто такие? – Игорьку понял, что бить его здесь не будут.
– Я – Зот, – сообщил сосед.
– Ну, хорошо, а что это за место?
– Барак первого рода, что же ещё? – удивился Зот.
"Да, – подумал Игорёк, – можно было и не спрашивать. И так видно, что барак".
– Выход у него есть?
– Ты чего, друг? Структуры не понимаешь? Она этого не любит. У тебя же допуск третьего рода. Ты можешь отсюда куда угодно выйти.
– Дверь, спрашиваю, где?
– Везде дверь. Иди куда хочешь.
Игорёк понял, что заводится.
– Куда тут идти? – с угрозой в голосе спросил он.
– В дерево.
Зот кивнул на стену.
"Сквозь стену, что ли? Ну ладно, сквозь стену, пускай, пройду. Но что это? Что это за гадость такая? Где Реализованные?»
Игорьку стало жалко себя. Подкатила к горлу комком просто таки неестественно сильная жалость. Он всхлипнул, вытер кулаком навернувшиеся слёзы.
Зот неодобрительно покачал головой:
– Ты эта, не плачь. Нельзя. От слёз мокряки повылазят. Всю плесень сожрут. Чем кормиться будем? Тебе хорошо, у тебя допуск третьего рода. Ты отсюда в любое место Структуры. А нам что делать?
По бараку пронеслось недовольное ворчание.
«Зашевелились, задохлики», – подумал Игорёк и решился пройти куда-нибудь сквозь стену.
Никаких затруднений это не вызвало. В лицо словно бы ударил порыв ветра. И он оказался в таком же точно бараке. "Ладно, пойдём дальше".
Игорёк пересёк барак при полном равнодушии его обитателей. Потом ещё один, и ещё. В четвёртом обитали сущности женского пола. Эти проявили интерес. Игорёк увернулся от настойчивых рук и шагнул в очередную стену.
Это уже был не барак. Вернее, барак, но не жилой. Обширное помещение, стены и пол из гладко тёсанных досок. Здесь имелись стулья и большой стол со старым седым человечком за ним. Перед человечком стояла деревянная чернильница. Он макал в неё деревянное стило и что-то писал на деревянной же дощечке.
– Ближе, ближе садись, – пробормотал, не отрываясь от записей, старикашка.
«Может, хоть здесь я что-то узнаю?» – подумал Игорёк и подсел к столу.
– Ты слушай, слушай, что тебе скажет Смотритель Ясеневого Стола, – продолжал бормотать старичок.
Смотритель Ясеневого Стола поводил перед глазами Игорька стилом, как невропатолог молоточком.
– Ты не должен менять времён года, не должен приближаться к Центральному бараку, не должен общаться с космовиками. Ты должен принять участие в Игре. Ты – Слушатель. Для этого Структура дала тебе допуск третьего рода. Во время Игры ты должен находиться в притоне в качестве Слушателя. Ты всё понял?
С потолка посыпался снег. В бараке похолодало. Старичок всплеснул руками:
– Игра скоро начнётся! Видишь – зима наступила? Погодники стараются. Ты иди-иди. Структура не любит, когда не исполняют предназначенное. Хорошо, если в мокряки переведёт, а не сразу в плесень. Иначе нарушится связь вложений. Ты иди-иди, мне записывать надо, труд немалый. Мне всё записывать надо, что в нашем секторе происходит, всё в лучшем виде представить. Зима началась – надо записать. Ты на Игру пошёл – записать. Чтобы Структура пребывала в целостности вложений, не только лишь пространственной, но и временной. А также, что ни на есть смысловой целостности! – веско заключил Смотритель и снова уткнулся в записи.