– Что за хрень? – громко вопросил он.
Он схватил картину обеими руками, потянул. Картина отделилась от стены, нехотя так отделилась, словно держалась на клею. Ни гвоздя, ни какого-нибудь другого крепящего приспособления на стене не обнаруживалось.
– Хрень еще та, – заключил на этот раз задумчиво Тимоха. – Доктор меня, значит, что же? Вправду загипнотизировал?
Он посмотрел на обратную сторону картины. На холсте имелся штамп Феодосийского дома-музея Айвазовского и инвентарный номер.
– Мля-я, – протянул Тимоха. – Это ж подлинник! Ни хрена себе! Они здесь шо, совсем охренели?
Тимофей в задумчивости побарабанил по туго натянутому холсту. Попробовал пристроить картину обратно на стену. Ничего не получилось.
«Что же мне с ней делать? Танюха, – так звали его жену, – точно обрадуется. Так ведь подлинник же, из музея. Выходит – краденый».
– Шо у них здесь за бардак? Пойду поговорю. Может, нанюхаю что к чему.
Он поставил картину на диван, отошел, полюбовался – хороша. Жаль только, что не Врубель. Взял с тумбочки телефон и вышел.
Гуру Федор шалым взглядом окинул Тимофея.
– Капитан! За твое здоровье! – произнес он, осушая очередную чашку. – Сам-то давай, пей.
– Не пью я. Режим. Вот когда закончу в футбол играть, тогда и буду пить.
– Тогда такой жидкости ты не сыщешь! Это – вода живая! Живой огонь! Ладно, садись.
Рыжий с готовностью пододвинул стул и Тимофей сел рядом с Артемом. Светлана стала разглядывать его. Наверное, думала, что и в «больничке» можно заработать.
– А вы курите? – развязно спросила она.
– Нет, я большой противник курения. Если пьющих я еще понимаю, так курильщики, те совсем придурки.
Бес при этих словах поспешил загасить свою сигарету. Он откашлялся и уважительно спросил:
– Трудно, наверное?
– Привык, – лаконично ответил Тимоха.
– Я того, играть трудно, наверное, с нерусскими?
– В команде? Главное, чтобы хорошо играл. А так, конечно, разные люди. Особенно негры. Они такие: сегодня к тебе, как к лучшему другу, а завтра волком смотрят. Не поймешь, чего у них на уме.
В это время у Тимохи запиликал мобильный.
– Да, дружище. Как не подходит? Тебе ж скидку сделали полторы тысячи. Не, дешевле все равно не будет. Как цвет не тот? Да не боись, перекрасим. Да, быстро. Салон под дерево? Сделаем салон под дерево. Да, все, завтра дыбанемся. Все порешаем. Давай, дружище.
Тимоха повернулся к собеседникам:
– Один наш игрок. Машину покупает. Всю кровь с меня выпил. Уже и гараж ему нашли в центре города задаром. Уже и скидки все. Все равно ему дорого. Жмется, цыган. Я людей из-за него подставил.
– Да, нелегко, – посочувствовал Рыжий. И хотел что-то добавить, но мобильный зазвонил снова.
– Да, дружище. Да, билеты, конечно, закажем. Какой рейс? Раньше? Самый ранний в семь утра. В пять? Не, в пять нету. Не, я понял. Будем договариваться. Не волнуйся, порешаем. Все, давай, дружище. Видели? – снова повернулся к собеседникам Тимофей. – Наш вратарь. Летит в сборную, так обязательно ему рейс в пять утра. А где, я ему, цыгану, возьму в пять утра? И так с утра до вечера. Я у них и нянька, и мамка. И достается мне, если что. Недавно начальник команды на меня обиделся. У него тут день рождения на днях. Организуй, говорит, ресторан, чтобы тихо, отдельно. А я после игры весь заведенный, знаете, как оно бывает. – Санитары согласно покивали. – Говорю, у тебя два бездельника в клубе есть, у которых это прямые обязанности. Заместители, мать их. А он обиделся. Говорит, Тимоха меня ни в грош не ставит и день рождения сорвать хочет. Говорит – не буду тогда вообще отмечать. Ну и хрен с ним. А у вас, я смотрю, тут весело, – неожиданно сменил он тему.
Светлана фыркнула. Гуру Федор степенно огладил бороду и сообщил:
– Сынок мой старается, вот и весело.
– А доктор ваш – сволочь, – снова сменил тему Тимофей. – Я в людях разбираюсь. В команде капитану без психологии нельзя. Он говорит – вы тут все психи. А вижу, что нормальные.
– Он – урод! – брезгливо процедила Светлана. – Он меня сюда силой затащил. Я не хотела. А его козлы меня в машину запихали, еще и руки свои поганые распускали.
Стоило ей произнести «руки распускали», как оба санитара скорбно потупили глазки. Тимоха отметил и это.
– И сынка моего коварством заманил наш доктор. А эти доблестные воины его в подвале терзали, – добавил мазок в общую картину гуру Федор. – А я сам пришел! – гордо сообщил он. – Я хотел человеком стать! Потому и пришел. А ну налей, ирод! – рявкнул он санитару. – Я пришел, а доктор меня отправил на кладбище. Но не на таковского напал. Я им весь эксперимент переналадил. Заместо мертвого провидцем сделался.
– Странные у вас дела, – заметил Тимофей. – Вы это серьезно?
– Думаешь, чокнутый я? А не чокнутый. Проси моего сынка, – Федор энергично кивнул на Артема, – он тебя великим сделает.
Тимофей покосился на Артема. Сейчас ему казалось, что прав был доктор Жека, и он в компании душевнобольных. И так бы он остался при этом мнении, но тут на ум пришла картина, вылезшая из стены. Может, в этом месте все делаются сумасшедшими? Доктор очень странный, все куда-то косился, глазки отводил. Совесть у него, понятно, нечистая. Если бы не был сукиным сыном, он бы его, Тимофея, к психам не сунул. Может, он здесь нормальных делает психами? Может, он маньяк? Охреневший профессор, как в американском фильме? Как в «Острове доктора Моро»? И Президент купился? Доверил капитана команды такому хмырю? Интересно, как он отмазываться станет?
Тимофей непроизвольно ухмыльнулся, представив, как доктор будет ползать на коленях перед Президентом. У Президента не отмажешься. Справедливый, но строгий. Потому что справедливый. И тех, кто его боится, не уважает.
Так может все дело в том, что доктор Жека не боялся? Или этот, кто тут у них главный, кто договаривался с Президентом? Наверное, надо мне линять отсюда. С другой стороны, Президент лично направил. Линять нельзя. Что я ему скажу? Сказку про картину Айвазовского? Президент лично мне так и сказал: «Не подведи, Толик». Так что ж делать?
В это время пребывавший до этого в рассеянной задумчивости Артем вдруг произнес:
– Так что же, Тимофей, футбол действительно значит для вас так много?
«Да нет, нормальный», – с облегчением заметил себе Тимофей. И ответил:
– Всю жизнь занимаюсь. С семи лет в спортивном интернате. Да чего ты выкаешь? Давай на ты, по-нормальному.
Гуру Федор хитро прищурился, сделал знак Рыжему, чтобы наливал, и изрек:
– Трудно тебе, капитан, в интернате было. Хлебнул лиха. Ваша футбольная группа была девять человек, а остальные все – борцы. И старшие тоже – борцы. Мутузили они вас почем зря. Хлебнул лиха от лиходеев. Им озорство, а тебе намятые бока и уязвленная гордость. А такое не прощается. Но ты молодца, выдюжил, человеком стал! Зря не пьешь. Я ведь тебе не просто так сказал про воду живую. Я вообще просто так ничего не говорю. Провидцу нельзя почем зря языком молоть, ибо можно чужое будущее перекорежить. Человек послушается меня и сделает неправильно. Ему убыток выйдет, а мне дурная карма. Про карму слыхал?