– Дурак ты. Этих жердей ты бабами называешь?
– Если тебе нравятся свиноматки, то тебе, конечно, не в Париж. Тебе в Америку. Там все жирные.
– Знаю я американок. По-моему, они роботы. Точно тебе говорю. Не люди вовсе. Не езжай в Америку, Паляницын.
– А куда же мне езжать?
– Вот когда нальешь, скажу.
Паляницын налил. Бычок выпил, проследил, чтобы выпил и собеседник, а потом объявил:
– Поезжай, Паляницын, в Антарктиду. К пингвинам.
Когда через час в дверях летней кухни возник Чичиков, оба собеседника были, что называется «в дрова». Бычок, хоть не твердо, но тем не менее резво вскочил и, расплывшись в улыбке, отрапортовал:
– Отличный товарищ, Сергей Павович, но в бабах, как младенец.
– Нажрался, сволочь, – констатировал Чичиков. – В бассейн, оба!
Бычок подхватил упирающегося полковника и поволок к бассейну. Из бассейна Паляницын до сих пор не удосужился слить воду.
Еще через час освеженный и слегка протрезвевший полковник снова сидел в гостиной перед Чичиковым. И, запинаясь, докладывал:
– Пока вы, Сергей Павлович, отдыхали, звонил Ибрагимов, лично. Очень хочет вас видеть.
– А как же я к нему попаду, если он заблокирован? – рассмеялся Чичиков.
– Я думал над этим.
– Думал он… Ладно, не твои заботы. Ну как, надумал, чего хочешь? Какую цену себе назначил?
– Не мучайте вы меня Сергей Павлович. Вы-то ведь знаете мою цену?
– Предположим, что знаю. Но знаешь ли ты собственную цену? Может быть, ты целую жизнь глупостями занимаешься?
– А вы мне скажите, а я буду знать.
– Да что я тебе, бюро добрых услуг? И вообще. Скажу тебе прямо. Ты мне как слуга не нужен. И в вечном услужении не нужен. Я здесь навечно оставаться не намерен, знаешь ли.
– Ну, хоть сто лет… – дрогнувшим голосом произнес полковник.
– А что сто лет? Ты на перспективу думай. Ну, прощай, Паляницын. Навсегда прощай. Спасибо за хлеб-соль и все такое. Да ты не журись, ты свое уже получил. Вон каким королем все это время ходил. Ибрагимов к тебе звонит лично. Это твоя цена и была. Получи.
С этими словами Чичиков вышел из дома и кликнул Степана, чтобы тот заводил машину.
Поначалу распорядился отвезти его к стадиону, где сегодня вечером клуб «Забойщик» должен был принимать лондонский «Челси». У всех четырех входов образовались плотные группы пикетчиков. Чичиков велел Бычку даже объехать разок вокруг стадиона, рассмотрел плакаты. «Ибрагимов, покайся!», «Ибрагимов, верни наворованное!», «Ибрагимов, деньги нужны не футболистам, а детям, старикам и инвалидам!». Ну, и разумеется, вездесущее «Добро побеждает!». С одним из пикетчиков Чичиков, опустив стекло, перебросился парой фраз:
– А если он деньги не отдаст?
– А мы его и спрашивать не будем. Мы пока по-хорошему. Деньги по-любому должны быть в добрых руках!
– Деньги? – усмехнулся Чичиков. – В добрых руках? Это вы, друзья, лихо закрутили. Если все вокруг будут добрые, зачем вам деньги?
И поехал себе дальше.
Возле «Дубков», как и предупреждал Паляницын, обнаружилась внушительных размеров толпа с теми же плакатами. Кроме того, человек с мегафоном взбадривал народ обращениями к Ибрагимову: «Леопольд, выходи! Выходи, подлый трус! Не прячься от народа! Верни награбленное! Служи добру!»
Чичикова остановили уже на съезде с трассы. Пятеро молодых, решительных людей с белыми повязками на рукавах, встали поперек дороги.
Чичиков улыбнулся, высунулся в окошко и громко произнес:
– Пропустите, добра вашего ради!
– А вы кто? – поинтересовался старший группы.
– Парламентер, – отчеканил Чичиков.
– У вас должно быть предписание тогда. От самого Артема.
– Я езжу сам по себе, без предписаний. Ну так что, расступитесь, или давить?
В руках у ребят возникли как по волшебству короткие пруты арматуры.
– Дави их, Степан! – распорядился Чичиков.
«Порш» рванул с места. Лицо Степана сделалось, как у именинника: дал хозяин волю. Трое ребят успели отскочить, двоих шибануло крепко.
«Порш», гудя клакосном, на всех парах приближался к толпе.
– Этих тоже давить? – деловито осведомился Бычок.
– Дави к лешему. Не парить же над ними.
Толпа пробовала сопротивляться и упираться в машину руками, но какое там. Наконец, когда «Порш» уже подбирался к воротам, кто-то нанес удар кирпичом по заднему стеклу. Как по команде, посыпались камни, но «Поршу» все было нипочем.
– Гранатометы припасли, ребята? – не без ехидства заметил Бычок и стал сигналить прерывисто.
Створки ворот разошлись, возникли автоматчики в камуфляже и шлемах. Чичиков въехал в «Дубки». При этом он улыбался, безмятежно как младенец.
Бывший Хозяин города, а ныне непопулярный в народе олигарх Ибрагимов принял Чичикова в уже известном кабинете. Невзирая на невзгоды, был он бодр, подтянут, одет с иголочки. Пожимая руку гостю, рассматривал того с интересом. Беседу же начал вполне официально.
– Очень вам благодарен, Сергей Павлович, что откликнулись на мое приглашение. – негромко произнес он, покручивая золотую запонку.
Чичиков небрежно кивнул и расположился в кресле.
– Вижу, вас охраняют, – заметил он.
Ибрагимов не понял, о чем говорит Чичиков, поэтому тот разъяснил:
– Я о прапорщике.
По лицу Ибрагимова пробежала тень. Он, наконец, положил руки на стол и, внимательно глядя в лицо гостю, сказал.
– Надеюсь прояснить у вас ряд вопросов. И про прапорщика тоже.
Чичиков снова кивнул, на сей раз благожелательно, и Ибрагимов продолжил.
– Не хочу вас обидеть… Меня информировали, что вы как бы не совсем человек.
– По правде сказать – вовсе не человек.
– И что вы в общих чертах имеете объяснение происходящему в городе.
– Да, собственно, в мельчайших деталях знаю. С тобой поговорю – еще больше узнаю.
Ибрагимов помолчал и счел нужным ответить.
– Все, что в моих силах.
– Так и рассказывай, что там у вас с Артемом вышло.
Ибрагимов напрягся. Тон Чичикова был ему неприятен, да и на «ты» он мало кому позволял себя называть.
– Хорошо, я расскажу. С месяц назад я работал ночью здесь, в кабинете. Около двух часов ночи из стены – окон, как видите, здесь нет – сюда шагнул человек в военной форме. В форме российской армии. Назвался Прапорщиком, сказал, что послан хозяином охранять меня. Я спросил – кто его хозяин. Он ответил, что когда хозяин захочет, я все узнаю. А пока будет охранять, потому что друзья хозяина хотят меня убить. – Тут Ибрагимов усмехнулся. – Он и сейчас в стене прячется.