- С легким паром, Станислав Владимирович, - шофер вышел и открыл ему заднюю дверцу, - тут вас разыскивали. Владимир Марленович лично со мной связался, спрашивал, где вы.
- Ты что ответил?
- Ну, как договаривались. Сказал, вы сами с ним свяжетесь.
- А он?
- Ждет звонка. И Рита звонила, говорит, вас какой-то майор Чижов разыскивает, вроде из ФСБ.
Рита была его секретаршей. Значит, на фирме уже все знают. И Гоша знает. Этот весельчак Чижов наверняка сообщил ей о покушении, а она рассказала Гоше. Однако он молодец, не задает лишних вопросов. Теперь ФСБ имеет полное право перерыть всю документацию, влезть в его дела с ногами.
"А может, они сами все это организовали, чтобы получить такую возможность?" - отрешенно подумал Стас и, развалившись на мягком сиденье, сказал:
- Знаешь что, Гоша, пошли они все на фиг! Выключи телефон. Поехали к "Палас-отелю".
- Может, отцу с матерью позвоните?- спросил Гоша. - Волнуются все-таки. Я бы своим позвонил.
- Ну ты же сказал им, что со мной все нормально?
- Сказал.
- Вот и ладно. Выключай мобильник. Поехали.
Уже стемнело. Сыпал мелкий ледяной дождь. Стоянка была залита светом нескольких прожекторов. Стас сунул руку в карман крутки и вместе с пачкой сигарет нечаянно достал маленький бумажный прямоугольник, хотел скомкать и выбросить не глядя, но все-таки стало интересно, что за бумажка и откуда взялась у него в кармане.
Это была фотография, черно-белая, паспортная. С нее глядела на Стаса красивая темноволосая девушка шестнадцати лет. Снимок не мог передать прозрачности кожи, глубокой темной синевы глаз. Девушка была не просто хороша. В ней таилась убийственная древняя прелесть Она умела смотреть так, как, вероятно, смотрела Ева на Адама, протягивая ему яблоко с древа познания добра и зла. У нее был низкий мягкий голос и пластика священной египетской кошки. Тусклый снимок двадцатилетней давности был заражен очарованием оригинала, как радиацией. Несколько секунд Стас глядел, не отрываясь.
- Не дует? Окошко прикрыть?- спросил Гоша, обернувшись.
Прожектор у ворот стоянки залил салон ослепительным светом.
- Нет!- рявкнул Стас и прихлопнул маленький снимок ладонью.
- Ну, как скажете, - мирно прогудел Гоша, - а то вы после сауны, может просквозить.
Машина выехала на трассу. В салоне стало темно. Трясущимися руками Стас порвал фотографию в клочья, сгреб в горсть и выкинул в приоткрытое окно. Шофер услышал странный сдавленный стон, заметил, как уносит мокрый ветер что-то белое, мелкое, и спросил, все ли в порядке.
- Не отвлекайся, - хриплым, чужим голосом ответил Стас, - дорога мокрая.
* * *
Владимир Марленович связался по телефону с шофером Гошей. Это был его человек, он ушел из органов в двадцать семь лет в чине капитана и вот уже два года обслуживал генеральского сына. Отставной генерал полностью доверял ему, но не мог получать от него исчерпывающую информацию о своем Стасе, поскольку тот обожал водить сам, имел три автомобиля и услугами шофера пользовался редко. Генерал надеялся, что после пережитого стресса сын не рискнет сесть за руль, вызовет шофера. И не ошибся.
Гоша заверил его, что со Стасом все нормально, и доложил, что их светлость изволит принимать оздоровительные процедуры в закрытом комплексе "Аполлон".
- Но только я вам ничего не говорил, товарищ генерал. Стас запретил мне сообщать кому-либо, где он.
- Даже мне?- с усмешкой уточнил Герасимов.
- Виноват, Владимир Марленович. Даже вам.
- Ну паршивец! Здесь мать с ума сходит, мог хотя бы ей позвонить. Он рассказал тебе в чем дело?
- Нет. Он позвонил около двух. Сказал, что бы я к половине седьмого подъехал к оздоровительному комплексу и ждал его на стоянке.
- И все?
- Все, товарищ генерал.
- Ты уже знаешь, что случилось сегодня ночью?
- Знаю.
- Ну и что думаешь?
- Думаю, заказал его кто-то, товарищ генерал.
- Болван, - раздраженно выкрикнул Владимир Марленович, - это я и без тебя знаю. Кто? Почему? Вот главное. Кто и почему? Понимаешь ты или нет?
- Понимаю, товарищ генерал.
- Ладно, Гоша, передай ему, что мы с матерью волнуемся, пусть сразу звонит.
Дома Владимира Марленовича ждал следователь Чижов, крепкий круглолицый весельчак. Он все время усмехался и потирал широкие сухие ладони. Генерала эта неуместная бодрость раздражала, он решил, что расследованием покушения должны заниматься более серьезные люди. Слава Богу, у него остались надежные теплые связи в родном ведомстве. Он не счел нужным сообщать Чижову, что Стас отправился в оздоровительный комплекс.
Пока они беседовали, у жены начался острейший приступ бронхиальной астмы. Пришлось вызвать "скорую". В больницу Наталья Марковна ехать отказалась. Врач купировал приступ, велел не нервничать и оставаться в постели.
- Деточка моя, мальчик, Стасик, да как же так? - повторяла Наташа, лежа под капельницей. По пухлым землистым щекам текли слезы.
- Прекрати! - не выдержал Владимир Марленович. - Деточке твоей тридцать шесть лет! Ты сама во всем виновата! Избаловала сучонка, не знаю как!
Наташа заплакала еще горше, начала задыхаться. Следователь Чижов имел наглость заглянуть в приоткрытую дверь и со своей гаденькой улыбкой произнести:
- Я, конечно, извиняюсь, не надо бы так, товарищ генерал, ей плохо, она все-таки мать.
- Я вас не задерживаю! - рявкнул Герасимов, громко захлопнул дверь у него перед носом, сел к Наташе на кровать и заставил себя погладить ее по волосам.
Волосы давно стали седыми, Наташа упрямо красила их смесью хны и басмы. Получался отвратительный фальшиво-каштановый цвет. Сквозь жидкие завитые прядки просвечивала кожа. Раньше он не замечал этого.
- Иди, Володенька, иди. Надо проводить человека, - пробормотала она, не открывая глаз и мучительно оскалившись.
"Господи, почему я вдруг стал все это видеть - короткие редкие ресницы, грубые морщины, рыжие расплывчатые пятна старческой пигментации и неестественно сверкающий на этом тоскливом фоне фарфор искусственных зубов? Почему именно сейчас? Почему так ясно, так беспощадно?" - подумал генерал, тяжело поднялся и отправился в прихожую провожать Чижова.