— Из чистого любопытства, — пробормотал он, разрезая на девушке погребальное платье сверху вниз. — Антропофаги — не местные жители Америки… Северная и Восточная Африка, Каролинские острова, но не здесь. Здесь их никогда не было!
Осторожно, почти нежно, он отделил ткань, обнажая идеальную алебастровую кожу девушки.
Доктор Уортроп прижал конец стетоскопа к ее животу и стал сосредоточенно вслушиваться, продвигая инструмент к ее груди, потом снова вниз, вокруг пупка, пока, вернувшись к тому месту, с которого начал, он не остановился, закрыв глаза, едва дыша. Так, замерши, простоял он несколько секунд. Тишина была оглушающая.
Наконец, он вытащил стетоскоп из ушей:
— Как я и подозревал.
Он указал на рабочий стол:
— Подай банку, Уилл Генри. Одну из самых больших.
Он велел мне открыть крышку и поставить открытую банку на пол рядом с ним.
— Держи крышку наготове, Уилл Генри, — скомандовал он. — Мы должны действовать очень быстро. Скальпель!
Он склонился над работой. Признаться ли мне, что я отвернулся? Что я не мог позволить своему взгляду за держаться на этом блестящем лезвии, вспарывающем ее безупречную плоть? Потому что, каким бы сильным ни было мое желание порадовать Доктора, произвести на него впечатление своей безупречной выдержкой истинного солдата науки, ничто не могло заставить меня смотреть на то, что произошло дальше.
— По природе своей Антропофаги не питаются падалью, — сказал Доктор. — Они предпочитают свежую добычу, но бывают стимулы посильнее голода, Уилл Генри. Самка Антропофага может зачать, но не может выносить зародыш… у нее отсутствует утроба, видишь ли, так как это место в ее анатомии отдано другому, более жизненно важному органу — ее мозгу… Так, забери скальпель.
Я услышал тихий хлюпающий звук — это он погрузил свой кулак в надрез в животе. Его правое плечо вращалось по мере того, как его пальцы исследовали пространство внутри девушки.
— Но природа находчива, Уилл Генри, и непревзойденно безжалостна… оплодотворенное яйцо перекладывается в рот самца Антропофага, где оно хранится в «мешочке», расположенном вдоль его нижней челюсти. В течение двух месяцев его задачей является найти приют детенышу, прежде чем защитный «мешочек» лопнет и самец проглотит зародыш или подавится им насмерть.
Тело Доктора напряглось и на миг замерло. Затем одним безупречным движением он выдернул из раскрытой раны в животе корчащееся извивающееся нечто — сплошь зубы и плоть, кукольный вариант чудовища, обвитого вокруг девушки. Оно находилось внутри молочно-белого пузыря, который тут же лопнул, стоило существу, оказавшемуся в руках Доктора, сделать сильный толчок. Вонючая жидкость брызнула во все стороны, промочив Доктору халат и залив его резиновые сапоги. Доктор едва удерживал существо в руках на уровне груди и чуть не выронил: оно извивалось и молотило крошечными руками и ногами, пыталось цапнуть ртом, полным мелких, остро заточенных зубов, и шипело, и плевалось.
— Банку! — крикнул он.
Я подтолкнул банку прямо к его ногам. Он бросил существо внутрь, и меня не понадобилось торопить, чтобы я тут же захлопнул крышку.
— Закручивай крышку плотнее, Уилл Генри! — сказал Доктор, тяжело дыша.
Крошечный Антропофаг плевался и бился о стенки банки, забрызгивая стекло околоплодной жидкостью, когти-иглы царапались и скреблись, а рот в центре груди бешено открывался и закрывался, словно у рыбы, выброшенной на сушу. Его тонкие вопли ужаса и боли доносились даже сквозь толстое стекло — это были дерущие душу, нечеловеческие звуки, которые я обречен слышать до последнего дня своей жизни.
Доктор Уортроп поднял банку с пола и поставил на скамью. Он обмакнул кусок ваты в смесь галотана со спиртом, бросил его в банку и плотно закрутил крышку. Маленький монстр набросился на белый комок, разрывая его своими крошечными зубами на мелкие кусочки и заглатывая их. Его агрессия ускорила эффект эвтаназии: меньше чем через пять минут нечестивое отродье было уже мертво.
Прервавшись всего лишь дважды: один раз — чтобы выпить чашку чаю около трех часов ночи и один — чтобы облегчиться около четырех часов, монстролог работал всю ночь и большую часть следующего дня, хотя уже не с таким поспешным остервенением, с каким он извлекал омерзительную тварь, разраставшуюся внутри трупа девушки.
— По истечении полного срока, — объяснял он мне сухим, лекторским голосом, и этот официальный тон как-то смягчал ужас того, о чем он говорил, — набравший силу зародыш Антропофага вырывается из околоплодной среды и немедленно начинает кормиться телом, приютившим его, — до тех пор, пока не останется ничего, кроме костей. Но и их он просверливает с помощью иглоподобных зубов — чтобы высосать богатый питательными веществами костный мозг. В отличие от Homo Sapiens, Уилл Генри, зубы у Антропофагов развиваются в первую очередь — раньше, чем все остальное.
Тем временем мы не без усилий разделили два тела. Монстр всадил в жертву абсолютно все свои двухдюймовые ногти до основания. Доктор вытаскивал каждый негнущийся палец по одному, используя долото как лом.
— Обрати внимание, как заточены его ногти, — подчеркнул он, — как крюк для охоты на кита или передние лапки жука-богомола. Потрогай кончик, Уилл Генри, — осторожно! Он острый, как шприц, и твердый, как алмаз. Жители тех мест, где обитают Антропофаги, используют их ногти в качестве иголок и наконечников для стрел.
Он снял, наконец, тяжелую лапу с груди девушки.
— Они могут быть крупнее обычного человека на полтора фута. Смотри, какая у него ладонь.
Доктор положил свою ладонь на лапу монстра, запястье к запястью. Рука Доктора выглядела, как детская ладошка, приложенная ко взрослой.
— Подобно льву, он использует когти и привычный вид атаки, но, в отличие от других млекопитающих хищников, он не стремится убить добычу, прежде чем съесть ее. Скорее, подобно акуле или насекомому, Антропофаг предпочитает живую плоть.
От нас обоих потребовалось большое усилие, чтобы отцепить ноги существа от девушки. Немного запыхавшись, Доктор сказал:
— У них самые большие среди приматов ахиллесовы сухожилия, которые дают им возможность передвигаться огромными прыжками, вплоть до сорока футов… обрати внимание на тяжелую мускулатуру трицепсов и четырехглавой мышцы… осторожнее сейчас, Уилл Генри, или он скатится на нас.
Доктор отправил меня освободить место на рабочем столе. Уортроп взялся за плечи монстра, я — за ноги, и вместе мы высвободили труп девушки. Она была такой легкой — весила не больше птички. Доктор сложил ей руки на груди и прикрыл плащом ее оскверненный торс.
— Подготовь чистую простыню, Уилл Генри, — скомандовал он и затем укрыл ее. Мы постояли немного над прикрытым теперь телом. Ни он, ни я не разговаривали.
Наконец, он вздохнул:
— Ладно, теперь она освободилась от этого. Если здесь уместно слово «милосердие», Уилл Генри, то я скажу: одно хорошо — она не страдала. Она не страдала…