– Ха! Торчок. Проспись у себя в каюте. Ребята, отнесите торчка.
В каюте Сеню, когда тот очухался, приветствовал сосед:
– Моя плантация – из лучших! Кормлю дважды – утром и ночью, раз в неделю выдаю кактус. Кактус тебе понравится, товарищ, ты за него Марс рыть будешь, что твой бульдозер.
Сеня снисходительно улыбнулся:
– Знаешь, дружище, мне твоего марсианства не надо. Я тебя вместе со всей этой жестянкой в пыль превращу. Вот увидишь, будет весело.
– Ну-ну, товарищ.
Марсианин достал очередной пластик – с черной тянучкой, вставил соломинку и разлегся на койке – видимо, решил обстоятельно побалдеть. Сеня тоже повалился и стал думать, как взорвать проклятый звездолет. Но мысли закончились, а потекли одни желания – в основном, конечно, касательно кукурзки, марсианского табачку. Особенно Сеню интересовало – что это за тянучка такая черная, и как именно она вставляет.
Марсианин, хотя и пребывал в процессе торчания, к эмпатическим сигналам соседа по каюте относился серьезно. Поэтому, когда в пластике осталось на пару глотков, протянул его Сене:
– На. Заторчи.
Сеня уже без былой вальяжности цепко ухватил пластик. Тянучка оказалась холодной на вкус, как будто ментолу хлебнул. И в голове сделалось холодно и ясно. Четко, в подробностях возник план действий. Такая, понимаешь, штуковина – не зная ни устройства корабля, никогда не занимаясь терроризмом, Сеня знал, куда и к кому надо обратиться. Конечно же к механику – не к главному, а к такому, который на приборах сидит. И от тоски многонедельного патрулирования выложит тебе все секреты и тайны, лишь бы языком почесать. Сеня словно увидел этого механика и знал, где его искать. О том, что черная тянучка стимулирует эмпатические способности, Сеня не догадывался.
– Ну, я пошел, – сообщил Сеня соседу. – Девиз дня – «всех на атомы»!
Марсианин в ответ демонстративно захрапел.
Сеня спустился в кормовой трюм, проник в дежурку при машзале. Два кресла у мониторов пустовали, за третьим же сидел вахтенный механик в наушниках и со скукою смотрел на служебном мониторе порнофильм, Сеня оценил обстановку и вышел. Поднялся в бар, купил пива, соленого попкорна и вернулся в дежурку.
Вахтенный механик пребывал в той же диспозиции. Сеня подкрался сзади и выставил на пульт запотевшую баночку. Лицо механика прояснилось. Он снял наушники и осмысленно глянул на Сеню.
– Скучаем? – посочувствовал Сеня.
– Вообще-то не положено, – кивнул на банку механик.
– А что положено? – в тон ему осведомился Сеня.
Из наушников неслись истошные женские вопли. Механик хмыкнул, убавил звук и взял банку.
– «Сириус-портер»? Дорогая зараза.
– Я сам дорогой, – самодовольно улыбнулся Сеня. И представился: – Писатель Татарчук.
Механик вздохнул, писатели и прочие деятели были для него полной антивселенной. Но скука есть скука, поневоле разговоришься.
– Что пишешь?
– Разное.
– А-а... А про это можешь? – механик показал банкой на экран.
Сеня скривился:
– Я вообще-то батальные сцены люблю, катастрофы масштабные. На фоне звезд. Прикинь, наш звездолет разлетается на мелкие осколки. Бесшумная вспышка – и все кончено.
Механик понимающе кивнул:
– Сразу видно – пассажир, «карго». Наш звездолет не взорвешь. Во-первых, не пронесешь взрывчатку. Ни под каким видом. За этим «мозг» следит. У него еще те киберрецепторы. Во-вторых, надо знать, где взрывать...
Механик многозначительно замолчал. Сеня оценил эту многозначительность и выставил вторую банку.
– Ну и где взрывать?
– Так тебе сразу и скажи. Это мое ноу-хау. Я два года голову ломал. Делать вон нечего, сидишь на вахте – крутишь, прикидываешь. Даже кой-какие расчеты «мозгу» подбрасываешь. А тебе так сразу дай.
– Мне ж не ради праздного любопытства, мне ж для романа. Что я, не понимаю – такая информация дорого стоит. Могу предложить десять тысяч. Наличными.
И Сеня выложил их на пульт. Механик внимательно поглядел на Сеню, чего-то соображая. Заметил, наконец, расширенные зрачки и немигающий взгляд. «Торчок! – сообразил механик. – Щедрый, пока торчит. Надо попользоваться».
– Ну вот. – Механик полез во внутренний карман комбинезона и извлек сложенную вчетверо бумажку. – Вот тебе типовая схема нашего корабля. Так вот, писатель, взрывать надо сразу во всех пяти отсеках. Потому что каждый отсек обладает автономной живучестью и рассчитан на внешний удар огромной силы. Я определил пять мест наибольшего скопления массы. Вот они все обозначены. На, пользуйся, пиши. Только учти, взрывчатка на борту корабля – это по-любому будет вранье.
– Воспользуемся, – пробормотал озабоченно Сеня, сгреб схему и вышел.
«Блин, ну почему все так сложно? Опять сюжет стопорится. Взрывчатку не пронесешь, понимаешь, хоть инопланетян придумывай. Да здесь и так все инопланетяне. Взять хоть моего соседа – вот был бы он росту два двадцать, а лучше метра три. Такой ужасный марсианин. Зверь. Чудовище. Маньяк. Взрывчатку он высирает, внутренний метаболизм такой. И поклоняется своему ужасному наркотическому марсианскому богу, а тот дает ему чудовищные задания. А что, мулька, однако. Марсианин – это фишка. И не нужен никакой романтический герой, и героиня-брюнетка... Это избито, все так пишут».
С такими приятными мыслями Сеню занесло в бар. Он заказал водочки. Мысли летели дальше: «А будет настоящий зверский антигерой – марсианин. Душа романа, блин. Путь его непредсказуем, после себя сеет смерть и разрушения. Концовка должна быть неоднозначна – то ли повяжут, то ли как бы погибнет. В общем, чтобы можно было прицепом продолжение закрутить, сиквелл. Вот, скажем, в шлюзовой это он орудовал. Специально вошел тринадцатым – да он и кислороду за пятерых жрет. Запал на брюнетку, а на кого он западает, того убивает. Приятное чудовище, черт возьми. Выкинул он ее».
Сеня поднял голову, полную мечтательных образов – за его столиком сидели двое давешних коммивояжеров в своих дорогих костюмах и с неизменным чемоданом, наверняка набитым образцами продукции. Сеня набычился – мешают работать.
– Что вам заказать? Мы хотим вас угостить, – вдруг сказал один. – Я – Константин, а это – Фергюссон. Он иностранец, языка не знает.
– M-м... – растерялся Сеня.
– Очень рекомендую попробовать фирменное блюдо спасателей – «терку». Его запивают пуншем «Обреченный».
Сеня по-прежнему побаивался этих коммерсантов с их уголовными наклонностями, поэтому промямлил:
– Пожалуй...
Да и в самом деле он был голоден, желудок требовал здоровой калорийной пищи.
«Терка» оказалась пищей нездоровой и некалорийной – неаппетитная бурая масса с резким запахом сыра «рокфор», вкусу же – кисло-жгучего. И если бы не пунш «Обреченный», употреблять в пищу это было бы невозможно.