– Не хотите же вы меня уверить в том, что «боксеры» не убивали? Чем же они тогда занимались?
– Они никогда не принадлежали к последователям Будды. И тем не менее, иные из них успешно освоили этот метод борьбы, тогда как другие распространили в Китае искусство японских самураев под названием «дзю-до». Они считали, что им пригодятся любые методы боя в борьбе за изгнание иноземцев и освобождение от них Поднебесной.– И вы тоже освоили это искусство? – все больше изумлялся полицейский. – Неужели в вашей стране принято обучать этому девушек из высшего общества?
– Нет, но было время, когда я завидовала жизни молодых мужчин, а императрица, которой это стало известно, немало над тем потешалась. Она-то и обучила меня многому. Если хотите, это своего рода гимнастика.
Ненадолго воцарилась тишина, прерванная деликатным покашливанием комиссара.
– Кха-кха!.. А не могли бы вы преподать мне небольшой урок вашего мастерства?
На этот раз удивилась Орхидея. Она была даже несколько смущена.
– Но я... понимаете, я невольно могу причинить вам боль...
– Не опасайтесь ничего, ведь именно я прошу вас об этом, – заявил Ланжевен, все еще уверенный в том, что это хрупкое создание в данном случае водит его за нос, так что лучше всего прижать ее к стенке.
– Ну если вы так настаиваете, подымайтесь...
Орхидея приблизилась к вставшему с кресла комиссару, отвесила ему церемонный поклон, а затем резко схватила его за руку. Через секунду старший комиссар Ланжевен беспомощно распластался всем своим телом на ковре, еще не понимая, что с ним произошло. Склонившись над ним, Орхидея помогла ему встать.
– Надеюсь, я не причинила вам серьезного вреда? – обеспокоенно спросила она, не скрывая, однако, удовольствия от одержанной ею победы.
Всего через несколько секунд, вернувшись в спасительное кресло, комиссар принимал из рук своей очаровательной победительницы бокал доброго портвейна. Наконец, придя в себя, он заговорил снова:
– Приношу вам свои искренние поздравления. Скажите, а знал ли ваш супруг об этих ваших... талантах?
– О да, это его немного забавляло, но я никогда не соглашалась помериться с ним силами. Он был очень ловким, очень сильным, а главное, он был моим Господином!
Благоговение, прозвучавшее в ее голосе, не ускользнуло от чуткого слуха полицейского.
– Вернемся к покушавшимся на вас бандитам. Могли бы вы их описать?
– Было уже темно. К тому же, на них были надеты шляпы с широкими полями, но я попытаюсь... Но теперь я почти уверена, что они разговаривали с корсиканским акцентом.
Пока Орхидея пыталась описать своих обидчиков, Ланжевен думал о том, что он все больше запутывается в этой истории. Теперь непонятно откуда возник целый корсиканский клан! Как будто мало было причастности к ней пресловутой Пион и целой банды ее китайцев. Какая же связь могла существовать между всеми этими людьми? В любом случае несомненным являлось то, что вдове Бланшара угрожает куда большая опасность, чем он об этом думал ранее. Он даже ощутил нечто вроде угрызений совести. Разве он не предоставил ей полную свободу передвижения как раз для того, чтобы она послужила им приманкой? Даже если она умеет защищать себя, – а уж в этом-то он только что убедился – ему становилось не по себе от одной мысли о том, что столь красивая женщина может погибнуть так же, как Гертруда Муре, или, того хуже, как Люсьен.
– Я раскаиваюсь в том, что разрешил вам вернуться в эту квартиру, – бросил он. – Здесь вы не находитесь в безопасности.
– Я у себя дома, и это единственное место, где я чувствую себя хорошо.– Пусть так, но здесь вы одна. Где спит та девчушка, которая открыла мне дверь? Надеюсь, рядом с вами?
– Нет, этажом ниже, как и все другие мои слуги.
– Тем хуже, значит, и на нее не стоит рассчитывать. Придется прислать к вам Пенсона. Конечно, его общество будет для вас несколько утомительно, однако потрудитесь найти у себя в квартире местечко, где он сможет расположиться... Например, на этом вот канапе... или, может быть, вы предпочтете что-нибудь другое? Но, может быть, вы не нашли с ним общего языка?
– Я не найду его ни с кем...
– Но почему?
Веки ее, постоянно пребывавшие в полуопущенном состоянии, дрогнули и вдруг поднялись вверх. Ее огромные бездонные глаза смотрели теперь прямо в лицо комиссару, и ему показалось, что он растворяется в этом взгляде.
– Я не уверена, что вы это поймете.
– Так попробуйте объяснить, – воскликнул не на шутку уязвленный комиссар.
– Мне трудно выразить это словами... Я думаю, что если я хочу разоблачить убийцу моего мужа, мне лучше оставаться здесь и... быть одной!
Говоря это, Орхидея невольно наступила на самую больную мозоль комиссара. Ланжевен не терпел, когда кто-либо вторгался в сферу его компетенции, пытаясь тем самым подменить его.
– Вы сошли с ума! – воскликнул он, совершенно забыв о приличиях. – Искать убийцу моя забота. Не ваша, а моя! А если вы задумали осуществить изощренную месть в китайском духе, тут я вам не помощник. Вам следует уважать законы нашей страны. Если же вы выйдете за их рамки, тогда пеняйте на себя.
– Что вы хотите сказать?
– То, что, если вы заманите сюда убийцу, а затем прикончите его, как вы наверняка мечтаете, вам придется отвечать за это перед судом. Вы можете быть арестованы.
– Я уже думала об этом и, признаться, не боюсь. – Не заставляйте меня раскаиваться в том, что я не отправил вас в тюрьму сразу же после убийства вашего мужа!
Тут он увидел, что его угрозы не достигают цели, и сменил тактику.
– Мадам, – сказал он утомленным голосом, – я гораздо более осведомлен обо всем, что касается Китая, чем вы полагаете. Мне приходилось читать описания путешественников, и изречения китайских философов, и произведения поэтов. У одного из ваших мудрецов есть фраза, которую я никогда не забуду. Она гласит: «Так же, как вода, не задерживается надолго в горах, так и жажда мести не задерживается надолго в великом сердце». А у вас, поверьте мне, великое сердце.
– Я не слышала этого изречения, – проговорила Орхидея, озадаченная необычной эрудицией комиссара, – но я хорошенько поразмышляю над нею.
– Только не здесь! Отправляйтесь-ка лучше к генеральше! Я предупрежу Марсель, и о вашей безопасности там позаботятся.
– Я уже сказала, что поразмыслю над всем вами сказанным, господин комиссар. Так предоставьте мне для этого время! Но раз уж вы сослались на мудрость наших мыслителей, позвольте и мне процитировать вам мысль великого Конфуция: «Знать, что ты знаешь то, что ты знаешь, и что ты не знаешь того, чего ты не знаешь, в этом и состоит мудрость...» А теперь я желаю вам доброй ночи, господин комиссар.
Целый час после возвращения в свое бюро на набережной Орфевр Ланжевен тщетно пытался постичь скрытый смысл этого изречения, а также то, почему прекрасная принцесса его процитировала. Она что-то замышляет, понимал он, но что...