Но Говард пропустил ответ мимо ушей. Майлз и Саманта слушали, как он говорит в сторону:
— Барри Фейрбразер! Умер! Майлз на связи!
Прихлёбывая кофе, Майлз с Самантой ожидали, пока Говард не вернётся к разговору. Когда Саманта присела за кухонный стол, полы халата слегка разошлись, обнажив богатство пышного бюста, который сейчас покоился на её сложенных руках. Подпираемые снизу, груди выглядели более упругими и гладкими, нежели в привычном висячем состоянии. Клеёнчатая кожа между ними подёрнулась мелкими трещинками, которые уже не исчезали, когда Саманта распрямлялась. По молодости она злоупотребляла посещением солярия.
— Что ты начал говорить? — Говард вернулся на линию. — Что-то про больницу.
— Мы с Сэм поехали на «скорой», — чётко артикулировал Майлз. — Чтобы сопроводить Мэри и тело.
Саманта отметила, что Майлз со второго захода усилил, так сказать, рекламный аспект своего рассказа. Она не осуждала. Если уж им выпало пережить этот кошмар, должна же быть какая-то компенсация — хоть людям рассказать как и что. Ей казалось, она никогда в жизни этого не забудет: как в голос рыдала Мэри; как Барри лежал в кислородной маске, словно в наморднике, и глаза у него всё время были полуоткрыты; как они с Майлзом пытались угадать, что скрывается за непроницаемостью медиков; и спазматические толчки, и тёмные окна, и весь этот ужас.
— Бог ты мой, — в третий раз протянул Говард, не отвечая на приглушённые расспросы Ширли: его вниманием полностью завладел Майлз. — Рухнул замертво прямо на стоянке?
— Да-да, — подтвердил Майлз. — Я как увидел, сразу понял: ему конец.
Это была его первая ложь, и он отвёл взгляд от жены. Она прекрасно помнила, как он своей ручищей покровительственно обхватил вздрагивающие плечи Мэри: «Его поставят на ноги… поставят на ноги…»
«Но в конце-то концов, — думала Саманта, оправдывая мужа, — кто мог знать, как оно обернётся, если медики тут же нацепили маски и забегали со шприцами?» Похоже, они надеялись его спасти — не понимали, что это без толку, пока в больнице к Мэри не подошла молоденькая докторша. У Саманты перед глазами до сих пор с ужасающей чёткостью стояла эта картина: и беззащитное, застывшее лицо Мэри, и вид этой гладко причёсанной, очкастенькой девушки в белом халате, собранной и немного настороженной… В сериалах такое показывают что ни день, но когда взаправду…
— Ровным счётом ничего, — продолжал Майлз. — Гэвин ещё в четверг играл с ним в сквош.
— И ничто не предвещало?
— Абсолютно. Он Гэвина разгромил.
— Бог ты мой. Значит, судьба такая, верно? Значит, судьба такая. Погоди, тут мама что-то сказать хочет.
В динамиках стукнуло и звякнуло, а затем послышался вкрадчивый голос Ширли.
— Какое ужасное потрясение, Майлз, — сказала она. — Как вы это выдержали?
Саманта неловко глотнула кофе; тёмные струйки потекли от уголков рта к подбородку, и она утёрла лицо и грудь рукавом. Майлз всегда разговаривал с матерью по-особому: глубоким и властным голосом, непреклонно, напористо и деловито. Иногда, особенно в подпитии, Саманта передразнивала беседы Майлза и Ширли. «Ни о чём не тревожься, мамочка. У тебя есть Майлз. Твой стойкий оловянный солдатик». — «Солнышко, ты у меня просто чудо: большой, храбрый, умный». Бывало, Саманта разыгрывала эту сценку в гостях; Майлз злился и ощетинивался, но для виду похохатывал. А в прошлый раз у них на обратном пути прямо в машине вышел скандал.
— Неужели вы ехали с ней до самой больницы? — спрашивала Ширли на всю кухню.
Нет, мысленно отбрила Саманта, на полпути заскучали и вылезли.
— Это самое малое, что мы могли сделать. К сожалению, остальное было не в нашей власти.
Тут Саманта не выдержала и пошла к тостеру.
— Не сомневаюсь, что Мэри вам очень благодарна, — сказала Ширли.
Громыхнув крышкой хлебницы, Саманта сунула четыре белых ломтика в решётчатые щели тостера. Голос Майлза сделался более естественным.
— В общем, когда врачи сказали… констатировали смерть, Мэри попросила вызвать Колина и Тессу Уолл. Сэм тут же им позвонила, мы дождались их приезда и только тогда вернулись домой.
— Ей очень повезло, что вы оказались рядом, — заключила Ширли. — Сейчас ещё папа хочет что-то сказать, Майлз, передаю трубочку. Мы с тобой позже поболтаем.
— Мы с тобой позже поболтаем, — одними губами проговорила Саманта, обращаясь к чайнику.
В нём отражалось её лицо, опухшее после бессонной ночи. Карие глаза воспалились: чтобы ничего не упустить из рассказа мужа, она слишком поспешно и неосторожно нанесла на веки лосьон для искусственного загара.
— Может, заглянете к нам вечерком? — загрохотал Говард. — Нет, погоди… мама напомнила, что мы сегодня играем в бридж с Балдженсами. Приезжайте завтра. На ужин. Часам к семи.
— Постараемся, — ответил Майлз, косясь на жену. — Я спрошу, какие планы у Сэм.
Она не выразила ни согласия, ни протеста. Когда Майлз повесил трубку, напряжение странным образом разрядилось.
— Не сразу поверили, — сказал он, как будто Саманта не присутствовала при разговоре.
Они молча ели тосты, запивая их свежей порцией кофе. Жевательные движения умерили раздражение Саманты. Она вспомнила, как с рассветом судорожно подскочила на кровати в тёмной спальне и до смешного быстро успокоилась, когда с благодарностью нащупала рядом с собой Майлза, такого большого, с брюшком, пахнущего камфорным маслом и застарелым потом. Вслед за тем она представила, как будет рассказывать покупательницам у себя в бутике, что прямо у неё на глазах человек упал замертво и что они с мужем помчались на «скорой» в больницу. Она до мелочей продумала, как опишет все этапы поездки, вплоть до самой драматичной сцены, когда появилась докторша.
Всё дело портила молодость этой невозмутимой особы. Могли бы доверить такое важное сообщение кому-нибудь посолиднее. Впрочем, настроение опять было на подъёме: Саманта вспомнила, что на завтра у неё назначена встреча с торговым представителем фирмы «Шанпетр»; по телефону они мило пофлиртовали.
— Ладно, пора двигаться, — сказал Майлз, допив кофе и поглядев на светлеющее за окном небо.
С глубоким вздохом он отнёс тарелку и кружку в посудомоечную машину, не забыв на ходу похлопать жену по плечу:
— Поневоле задумаешься, верно?
Покачивая коротко стриженной, седеющей головой, он вышел из кухни.
Саманте он порой казался нелепым, а в последнее время ещё и нудным. Впрочем, ей было приятно, что он изредка позволяет себе многозначительный слог, примерно так же, как она сама по особым случаям позволяла себе надеть шляпку. А что, в такое утро вполне уместна была многозначительность и некоторая торжественность. Доедая тост и убирая со стола, она мысленно отрепетировала готовый рассказ для своей продавщицы.
— Барри Фейрбразер умер, — выдохнула Рут Прайс.