— Колин и на работе несёт большую ответственность, — заметила Парминдер.
— Ох уж, — вырвалось у Тессы.
Она вдруг почувствовала себя предательницей и снова расплакалась. Странное дело: она вошла в этот кабинет, чтобы утешить Парминдер, а вместо этого стала изливать душу.
— Ты же знаешь Колина: он всё принимает близко к сердцу, всё пропускает через себя.
— И при всём том очень неплохо справляется, — настаивала Парминдер.
— Да знаю я, — устало выговорила Тесса. — Знаю.
Колин был единственным, к кому суровая, замкнутая Парминдер проявляла неподдельное сочувствие. В свою очередь, Колин не допускал ни слова осуждения в её адрес; в Пэгфорде он слыл её преданным заступником. «Прекрасный врач, — обрывал он любого, кто при нём осмеливался её критиковать. — Лучшего я не знаю». У Парминдер было не так уж много заступников; пэгфордские старожилы относились к ней с недоверием: она не любила назначать антибиотики и выписывать повторные рецепты.
— Если Говард Моллисон настоит на своём, то выборов и вовсе не будет, — сказала Парминдер.
— То есть как?
— Он сделал рассылку. Полчаса назад.
Повернувшись к компьютеру, Парминдер ввела пароль и открыла почтовый ящик. Монитор она повернула так, чтобы Тесса увидела послание Говарда. В первом абзаце выражались сожаления по поводу кончины Барри. Во втором говорилось, что ввиду истечения одного года его полномочий целесообразнее просто ввести в состав совета нового человека, нежели запускать обременительную процедуру выборов.
— У него определённо кто-то есть на примете, — сказала Парминдер. — Если его не остановить, он протащит какую-нибудь марионетку. Не удивлюсь, если это будет Майлз.
— Исключено, — быстро возразила Тесса. — Майлз отвозил Барри в больницу… нет, он был так подавлен…
— Не будь такой наивной, Тесса, — сказала Парминдер, и Тессу поразила резкость её тона. — Ты не понимаешь, что представляет собой Говард Моллисон. Это страшный человек, страшный. Ты не слышала, что он устроил, когда пронюхал о статье Барри по поводу Филдса. Ты не знаешь, каковы его виды на наркологическую клинику. Погоди. Он ещё себя покажет.
У неё так дрожала рука, что она не сразу сумела закрыть сообщение Моллисона.
— Он ещё себя покажет, — повторила она. — Ладно, к делу. Через минуту я должна отпустить Лору. Давай-ка для начала измерим давление.
Парминдер шла Тессе навстречу, когда принимала её без записи, после школы. Процедурная сестра, которая жила в Ярвиле, обещала по пути домой отвезти пробу крови в больничную лабораторию. Ощущая нервозность и какую-то странную беззащитность, Тесса закатала рукав старого зелёного кардигана. Доктор Джаванда затянула выше её локтя манжету тонометра. Вблизи, если пренебречь разницей в телосложении (Парминдер была сухощавой, а Сухвиндер — крепенькой), значительное сходство между Парминдер и её второй дочерью не могло остаться незамеченным: тот же слегка ястребиный нос, крупный рот с полной нижней губой, округлые чёрные глаза. Манжета больно впивалась в дряблую руку Тессы; Парминдер следила за стрелкой.
— Сто шестьдесят пять на восемьдесят восемь, — нахмурилась Парминдер. — Это много, Тесса, очень много.
Изящная и точная в каждом своём движении, она распечатала одноразовый шприц, распрямила бледную, в пигментных пятнах руку Тессы и ввела иглу в сгиб локтя.
— Завтра вечером повезу Стюарта в Ярвил, — сообщила Тесса, глядя в потолок. — Надо костюм купить, а то ему на похороны идти не в чем. Явится в джинсах, так Колин его просто убьёт.
Тесса пыталась отвлечься от мистической тёмной жидкости, набиравшейся в пластмассовый цилиндрик. Она боялась, как бы эта жидкость её не выдала, как бы не указала на что-нибудь плохое; все съеденные шоколадки и кексы могли аукнуться предательским уровнем сахара.
Она с грустью подумала, что отказаться от шоколада было бы куда проще, будь её жизнь хоть чуточку спокойнее. А притом что она, считай, всё своё время посвящала чужим бедам, не грех было заесть их кексом. Наблюдая, как Парминдер помечает этикетками пробирки с её кровью, Тесса нечаянно понадеялась, втайне от мужа и подруги, что Говард Моллисон настоит на своём и не допустит выборов.
Саймон Прайс ежедневно выходил из дверей ярвилской типографии ровно в семнадцать ноль-ноль. Отработал своё — и баста; у него как-никак есть дом на горке, там чистота, свежий воздух, никакого тебе лязга и грохота. Даже минутная задержка после смены (хоть Саймон и дорос до заведующего производством, он по-прежнему мыслил понятиями своего ученичества) означала бы, что тебя нигде не ждут или, ещё того хуже, что ты прогибаешься перед начальством.
Впрочем, сегодня ему ещё предстояло сделать небольшой крюк. На стоянке его поджидал вечно жующий жвачку водитель автопогрузчика, вызвавшийся поехать вместе с ним на машине, чтобы в потёмках указать ему адресок в Филдсе, — к слову, путь лежал мимо дома, где прошло детство Саймона. Он сто лет там не бывал: мать умерла, а отца он не видел с четырнадцати лет и понятия не имел, где его носит. Саймон даже расстроился и пал духом, когда увидел, что в их старом доме одно окошко заколочено досками, а кругом трава по колено. Мать-то за домом ой как следила.
Парнишка-водитель посоветовал ему припарковаться в конце Фоули-роуд и направился к самой неприглядной хибаре. При свете ближайшего фонаря Саймону даже показалось, что под нижним окном громоздится куча мусора. Тут у него закрались сомнения: не прокололся ли он, приехав за ворованным компьютером на своей машине? Нынче всюду понатыканы камеры слежения: у кого гопницкий вид, у кого на голове капюшон — тут же на заметку. Но ни одной камеры он вокруг не заметил; похоже, никто его не видел, если не считать какой-то бабёнки, в открытую глазевшей на него из квадратного оконца казённого вида. Саймон бросил на неё недобрый взгляд, но она только затянулась сигаретой; он в негодовании прикрыл лицо рукой и уставился в лобовое стекло.
Его знакомец уже выходил из хибары, слегка пошатываясь под тяжестью запакованного компьютера. У него за спиной Саймон разглядел девчонку с мальцом, жавшимся к её ногам; она тут же отступила в темноту и утащила с собой мальчишку.
Любитель жвачки был уже рядом; движок завёлся с полоборота.
— Аккуратно. — Саймон открыл заднюю дверь. — Ставь.
Парнишка опустил коробку на ещё тёплое сиденье. Саймон хотел было её вскрыть и удостовериться, что деньги не зря плачены, но ещё сильнее задёргался из-за своей неосмотрительности. Он довольствовался тем, что ткнул коробку кулаком: тяжёлая, с места не сдвинешь; задерживаться не было смысла.
— Обратно ты сам, лады? — окликнул он парнишку, готовясь сорваться с места.
— Может, подбросите хотя бы до гостиницы «Крэннок»?
— Извини, брат, мне в другую сторону, — сказал Саймон. — Бывай.
Он нажал на газ. Глянув в зеркало заднего вида, он заметил, что парень кипит от ярости: с его губ определённо слетело «фак». Но Саймону было плевать. Он спешил убраться подальше, чтобы его номера не попали на зернистую чёрно-белую плёнку, какую что ни день крутили в новостях.