Расседлав лошадей, мы сразу направились к бассейну, возле которого уже обносили гостей кофе.
Многие были уже в воде.
Долорес вышла в шикарном эластичном купальнике, туго облегающим ее стройную фигуру.
— Мокнемся, Дональд? — спросила она.
— Я, пожалуй, чуть позже. — Она наклонилась к бассейну, зачерпнула ладонью воду и брызнула мне в лицо. — Ну, же, пошли, подбодрила она и бросилась бежать легко и грациозно, как газель, по пандусу.
Я направился в кабинку, переоделся и тоже нырнул в воду.
Долорес находилась на другом конце бассейна, но вскоре подплыла ко мне.
— Ты не гигант, Дональд, но сложен очень хорошо, — заметила она, касаясь рукой моего плеча.
— Зато у тебя нет изъянов, — сказал я, оглядывая ее с ног до головы.
— Правда? — спросила она, приводя меня в сильное возбуждение своими пальцами, к счастью, в следующую секунду она отплыла чуть-чуть и перекинулась парой слов с дородной женщиной лет пятидесяти, плескавшейся на мелководье, затем направилась к одиноко плававшему мужчине, чтобы просто подмигнуть ему, и наконец присоединилась к его жене.
Я два раза прыгнул с трамплина, вылез из бассейна и растянулся на синтетическом матраце. Пролежав минут десять под ласковыми лучами солнца, я поднялся, принял душ и уселся за один из столиков, стоявших неподалеку.
Вскоре возле меня очутилась Долорес и доложила:
— К ланчу здесь будет Мелита Дун. Она прибыла утренним рейсом. Бак отправился встречать ее.
— Что о ней известно? — спросил я.
— Только то, что она медсестра.., ей двадцать с хвостиком. Ничего собой.
— Эй, Долорес, покажи, пожалуйста, моей жене, как правильно держаться на спине, — попросил какой-то мужчина.
— С удовольствием, — ответила она и, наклонившись ко мне, проникновенно заглянула в глаза, прошептав, — увидимся позже.
Она отошла и принялась давать квалифицированные советы женщине, которая хотела научиться плавать на спине, потом переключилась на другую гостью, желавшую сбросить несколько лишних фунтов.
Вскоре все постояльцы потянулись в душевые, так как приближалось время завтракать.
Мелита Дун прибыла приблизительно в половине первого. Долорес Феррол вышла встречать ее, а Бак Крамер, как обычно, перенес ее вещи из машины в номер. Ей досталась хижина под ь 2, рядом со мной.
Когда девушки проходили мимо меня, Долорес пристально посмотрела на меня, потом с ног до головы окинула взглядом фигуру Мелиты Дун, сделала это так, как умеют одни только женщины, оценивая друг друга.
Мелита оказалась блондинкой лет двадцати шести или семи, ростом чуть больше пяти футов с идеально сложенной фигурой. Все было при ней, хотя она и смотрелась миниатюрной. Походка ее отличалась грациозностью, от стройных ног вообще невозможно было оторваться.
Больше всего меня поразили ее глаза.
Она бросила на меня беглый взгляд, но я успел заметить в карих глазах промелькнувшие беспокойство и испуг.
Девушки, оживленно беседуя, проследовали мимо, и Долорес, понимая, что я буду провожать их долгим и томительным взглядом, кокетливо завиляла бедрами, давая мне понять, что я должен смотреть только на нее.
Они оставались в хижине ь 2 до тех пор, пока не прозвенел гонг, созывающий к завтраку.
Столы были накрыты прямо у бассейна. Завтрак состоял из фруктового салата, консоме, свежего бисквита и мелко нарезанной говядины в собственному соку.
Бак Крамер небрежной походкой подошел к моему столику и поинтересовался:
— В полном одиночестве, а?
Я молча кивнул.
Крамер опустился на стул, стоявший напротив.
Это не входило в мои планы. Я рассчитывал, что Долорес приведет Мелиту, и у меня появится повод завязать знакомство, но от Бака не так-то легко было избавиться, а выглядеть грубым мне не хотелось.
— Проголодался? — спросил я.
— Я этого не ем, — ответил он, указывая рукой на разложенную закуску. — Питаюсь обычно на кухне. По мне лучше побольше мяса и поменьше фруктов. Как тебе понравилась лошадь?
— Класс!
— Да, ничего. Она у нас не для всякого.
— Спасибо.
— Не благодари меня. Ей необходимо было размяться, но знаешь, как бывает: даешь хорошую лошадь плохому ездоку, и не успеешь глазами моргнуть, тот начал ездить еще хуже, а хорошая лошадь мигом превратилась в клячу… Люди не отдают себе отчета в этом, но лошади очень чувствуют седока. Едва ты сунул ногу в стремена, взял в руки поводья, лошадь мгновенно знает, что ты из себя представляешь. Когда ты уселся в седле и впервые направил ее, она точно знает даже, какой кофе ты сегодня пил: черный, с сахаром или со сливками.
Крамер ухмыльнулся.
— Ты как будто неплохо разбираешься в седоках, — сказал я.
— Когда долго занимаешься этим делом, приходиться… К примеру, возьмем парня, того, что приехал в новых ковбойских сапогах, сшитом на заказ костюме из кожи и шляпе с широченными полями, а на шею повязал платок. Вот он подходит с важным видом и заявляет, дескать, подавай, мол, ему лошадь получше, а то он не намерен плестись в хвосте. Тебе остается смерить парня взглядом, и, если он при шпорах, сказать ему, что это против правил, установленных на ранчо. Затем ты смотришь, как он снимает свои шпоры, и понимаешь, что самое лучшее — дать ему смирную, старую клячу… В тот же день он сует тебе десятидолларовую бумажку и говорит, что назавтра хотел бы получить что-нибудь получше. Оказывается, у него есть подружка, и ему хочется произвести на нее впечатление. Он нудно и долго втолковывает тебе, как лихо он разъезжал в Монтано, Айдахо, Вайоминге и Техасе.
— Ну и как ты поступаешь?
— Беру десятку и на следующий день подсовываю другую клячу. Если дать такому самоуверенному парню стоящую лошадь, то она понесет его и в конце концов где-нибудь сбросит.
— А он не катит на тебя бочку после того, как получил клячу за свои десять баксов?
— Бывает, что катит, — спокойно пояснил Крамер, — но у меня на этот случай припасена отговорка. Говорю ему, что нужно быть осторожным, что лошадь вообще-то спокойная, но всякое может случиться, и если он готов рискнуть, то, пожалуйста. Заливаю ему, что она в прошлом году сбросила двух седоков, что ее можно отдавать только в руки опытного наездника… Парень уходит и передает своей крале весь наш разговор, а потом сует еще десятку, поскольку, дескать, это то, что нужно, и он не прочь закрепить за собой эту лошадь на все время…