— Звучит впечатляюще. — Ник смотрел на нее сквозь бокал с вином. Лидия занервничала. Уж не смеется ли он? В наступившей тишине она старательно разрезала мясо на мелкие кусочки. Потом осторожно подняла глаза.
— В детстве я жила за городом. У моего отца был прекрасный сад. Он всерьез увлекался выращиванием цветов, и первые мои детские впечатления связаны с работой на участке. — Ее взгляд затуманился. Это было чудесное время. Она вспомнила чувство сопричастности, которое охватывало ее, когда они с отцом рука к руке возились в теплой душистой земле, а буйство красок заставляло сердце замирать от восторга.
— И что же стало с садом теперь?
— Папа умер, когда мне было восемнадцать.
— Простите, я не знал.
— Ничего, — Лидия изо всех сил старалась сохранить бесстрастное выражение лица. Воспоминания все еще приносили боль. — Это было давно. Их автомобиль столкнулся с грузовиком на загородном шоссе. Папа погиб на месте, мама умерла неделю спустя в больнице.
Господи, подумала она, почему впервые за столько лет я рассказываю об этом совершенно чужому человеку?! С той поры, когда ей пришлось раз за разом повторять трагическую историю сначала в полиции, потом равнодушным чиновникам, она поклялась не говорить о гибели родителей ни с кем из посторонних. Да и как передать то состояние, в котором они с Иззи неделю дежурили у дверей больничной палаты, надеясь на чудо. И как потом в полном отчаянии она нарушила семейные традиции и уехала учиться в Кембридж, бросив дом и сад на произвол судьбы. Даже спустя годы, сделав вполне успешную карьеру, она не знала, имела ли тогда право на подобный поступок. Единственное, в чем Лидия была уверена, — когда-нибудь она непременно снова будет жить за городом.
Она подняла глаза на Ника. Почему он молчит? Он должен сказать хоть слово, хотя бы из вежливости. И, наверное от смущения, добавила совершенно неожиданно для себя:
— Мои родители были глухонемыми. Ветер сломал дорожный указатель, отец нечаянно нарушил правила, а сигнала грузовика они услышать не смогли.
— Вы так его и не простили?
Лидия растерялась. Не простила кого? Водителя грузовика?
— Я думаю, тот человек ни в чем не виноват. Просто несчастный случай. — Она откинулась на высокую спинку. — Маме не было сорока, когда это случилось.
Ник не отрываясь смотрел, как под влиянием эмоций меняется цвет ее глаз. Они то темнели, то делались светлыми, как мед. Но независимо от цвета, в их глубине мерцал огонь. Ник был готов поклясться — это был огонь ярости на несправедливую судьбу. Он сам долгое время испытывал нечто подобное, потому что его мать умерла в двадцать три. Умерла от долгой изнурительной болезни, но в глазах маленького сына это не делало потерю легче. Иногда он особенно страдал оттого, что память не сохранила ни одного воспоминания о маме. Но зато он помнил отца.
Лидия привычным жестом откинула волосы назад. Ник заставил себя отвести глаза от нежной линии шеи и повернулся к Кристине, готовой сменить тарелки.
— В комнате Рози тихо?
— Она спит, как ангел. — Губы экономки помимо воли растянулись в улыбке. — Бедняжка так напереживалась за сегодняшний день! Думаю, до позднего утра не проснется.
— Во сколько обычно она встает? — обратилась Лидия к Нику. Тот растерянно взглянул на Кристину. В этой области он явно не силен. — Разве она никогда не прибегает к вам утром?
Ник отвел глаза. Это была запретная территория, пространство сугубо личной жизни, и он не собирался пускать туда малознакомую женщину. Неизвестно еще, какую историю о себе и своей дочери он будет иметь удовольствие прочитать в утренних газетах. Вместо ответа Ник приподнял бутылку, предлагая Лидии налить еще вина. Она отрицательно помотала головой, снова поправила волосы и переменила тему:
— Как чувствует себя Венди?
Ник пропустил вопрос мимо ушей, завороженный золотистой волной, плавно струящейся по плечам Лидии. Если женщина в разговоре с мужчиной часто касается волос — это что-то означает. Только он никак не мог вспомнить, что. Хотя, возможно, ей просто мешают пушистые пряди.
— Вы ведь сегодня навещали ее? — продолжала Лидия. — Когда ее выпишут?
— Да, я был в больнице. — Усилием воли Ник заставил себя сосредоточиться. — Она почти в норме. Исследования показали, что, к счастью, сосуды головного мозга не пострадали. Но врачей беспокоят два момента, угрожающие здоровью, — излишний вес и курение. Надо провести оздоровительный курс. Венди, правда, сопротивляется, утверждая, что курение позволяет снимать психологические нагрузки, но доктор считает, пачка в день — слишком сильное средство. — Ему нравилось смотреть, как она улыбается — нежно, весело. От улыбки в глубине золотистых зрачков мерцали искорки. Наверное, это были смешинки. — В любом случае ей придется провести в больнице еще некоторое время.
— Потрясающая женщина! А как ее лодыжка? Гипс наложили?
— Да, но и тут Венди дала согласие только под прямой угрозой артрита. Кроме того, выторговала право провести в палате две недели, а остальные четыре донашивать гипс в домашних условиях. — Он с удовольствием смотрел, как Лидия, продолжая улыбаться, с аппетитом ест бефстроганов с овощами. — Вам нравится, как готовит Кристина?
— Великолепное мясо. Обычно в это блюдо кладут базилик, но с кориандром получилось гораздо вкуснее.
— Вы любите готовить?
— В общем, да. Но у меня на это никогда не хватает времени. Гений кулинарии в нашей семье — Иззи. В готовке она разбирается так же хорошо, как вы в садоводстве.
Иззи — это, видимо, Изабель. Ник не ожидал, что Лидия заговорит о ней, да еще в таком легком дружеском тоне.
— Речь идет о вашей сестре? — уточнил он. — Наверное, вы поддерживаете близкие отношения?
— Очень. Между нами разница в шесть лет. В детстве этот срок казался непреодолимым препятствием, но после того, как ей стукнуло лет семнадцать, мы стали самыми близкими подружками. — Лидия налила себе воды из графина. — А у вас есть братья или сестры?
— Нет, — холодно ответил Ник и отвел глаза, будто захлопнул перед ее носом дверь. Эта женщина снова пытается проникнуть в его личную жизнь.
Лидия быстро взглянула на него поверх стакана. Вопрос можно было бы и не задавать. Если вам нужен наглядный пример к понятию «единственный ребенок в семье», достаточно посмотреть на Николаса Реган-Филиппа. Сейчас он надулся, словно услышал нечто неприличное. Ладно, со временем в разговорах с Венди так или иначе всплывут подробности жизни ее крестника. Лидия сложила приборы на пустой тарелке и откинулась на высокую прямую спинку.
— А я очень счастлива, что у меня есть сестра, — миролюбиво заметила она. — Хотя бы потому, что вчера было к кому напроситься на ночлег. Она живет тут неподалеку, и, убедившись, что «скорая» приехала, я решила навестить Иззи.
— Она не работает?
— Что, простите? — И вопрос, и обескураженный вид Ника показались Лидии странными.