– Спасибо, что верите в меня. За это я расскажу вам о своих последних открытиях…
Беседа продолжалась еще двадцать минут. В конце концов Антокольский сообщил, что в палате его ждет восточный конь, которому он обязан показать его клетку, и тихо спросил:
– Мне уже можно идти?
– Да, – кивнула Вера.
Старик поднялся и вдруг грустно сообщил:
– Сегодня на завтрак нам давали шпинат. Один листик был очень похож на коня. Я сохранил его.
– Зачем? – спросила Вера.
– Он поможет мне проникнуть в тайные механизмы бытия, которые приводят в движение шахматную доску. Вы знаете, иногда она движется! Но я не могу рассчитать траекторию ее движения, что меня пугает.
– Уверена, со временем у вас все получится, – снова пообещала Вера. – Главное, чтобы вы продолжали принимать лекарства.
Антокольский улыбнулся.
– Спасибо вам. Беда большинства людей в том, что в их сердцах практически не осталось любви. Во всем виновата теория незаполненных пространств, – мужчина помолчал, сосредоточенно что-то обдумывая, и вдруг попросил: – В следующий раз принесите мне пешку, ладно? Мне не хватает одной пешки, чтобы закончить формулу бессмертия.
– Хорошо, – кивнула Вера, – я принесу. Степан Петрович, вы можете идти в палату.
Антокольский повернулся и, вздыхая, поплелся к двери.
А Вера снова склонилась над больничной картой.
За полтора часа до обеденного перерыва Черневицкий провел заседание, посвященное вчерашнему происшествию. Профессор был сильно расстроен. Он то и дело приглаживал ладонью седую шевелюру, что являлось несомненным признаком душевного дискомфорта.
В течение получаса Игорь Константинович внушал сотрудникам мысль о необходимости предельной осторожности и безукоризненного соблюдения правил безопасности в работе с пациентами. Потом рассказал, что следователь завел по факту гибели Астахова уголовное дело, и попросил в разговорах со следователем быть не только искренними, но и сдержанными.
Затем он сообщил, что клиника оплатит похороны Астахова («Я мог бы об этом даже не говорить, и напоминаю лишь затем, чтобы вы в очередной раз убедились, что мы не бросаем в беде своих»). После чего объявил о том, что вдове Астахова Наталье клиника назначает ежемесячную пенсию в размере заработной платы ее погибшего мужа.
После того как заседание закончилось, Вера нагнала в коридоре Шевердука и пошла с ним рядом.
– Иван Федорович, я бы хотела еще раз поговорить с Евгением Осадчим, – сказала она.
Шевердук покосился на Веру, холодно блеснув стеклами очков.
– Исключено.
– Я врач, – упрямо тряхнула головой Вера, – и теперь заменяю Астахова. Разве не так?
– Осадчий не ваш пациент, – стоял на своем наставник.
Вера нахмурилась.
– Иван Федорович, я думала, что после того, что нам вместе пришлось испытать…
– Это ничего не изменило, – холодно заявил Шевердук.
– Да, но я уже не чужой человек в клинике. И не думаю, что нужно ждать целый месяц, чтобы…
– Вот уж о чем вам вообще не стоит думать, – вновь перебил ее Шевердук. – За вас все продумали другие.
Доктор резко остановился, и Вера едва на него не налетела.
– Вера Сергеевна, – сухо и назидательно продолжил Шевердук, – ваше любопытство может принести вам кучу проблем.
– У меня не простое любопытство, а профессиональный интерес.
– Я понимаю. И все же держите свой профессиональный интерес в рамках, определенных правилами клиники. Вы сейчас чем намерены заниматься?
– Хочу внимательнее изучить больничную карту Часовщика.
Шевердук кивнул:
– Хорошо. А после обеда мы с вами вместе займемся Мусоровым и Антокольским.
Он повернулся и, сунув руки в карманы медицинского халата, стремительно зашагал по коридору.
Вера осталась в коридоре одна. Девушка чувствовала себя оплеванной. Даже после всего, что случилось, ее здесь считают практиканткой! «Нет доступа», «держите себя в рамках», «подождите окончания испытательного срока»… Совершенно невыносимо! Не клиника, а средневековый замок с кучей дверей, на которых висят замки и где по темным коридорам разгуливают призраки.
Один из таких призраков не замедлил появиться. Кто-то тихо окликнул ее:
– Вера Сергеевна…
Она обернулась – перед нею стоял низенький рыжеволосый и конопатый юноша в больничной пижаме. Это был «привилегированный пациент» Ваня Венедиктов, тот самый парень, который спокойно разгуливал по коридорам клиники и разве что в кабинеты к врачам не заходил.
Вера, которую каждое столкновение в коридоре с Венедиктовым едва не выводило из себя, взглянула на парня неприязненно.
– Чего тебе?
Венедиктов шагнул к Вере, пугливо огляделся по сторонам и тихонько сказал:
– Я слышал часть вашего разговора с Иваном Федоровичем.
– И что с того?
Молодой человек облизнул губы и пробормотал, перейдя на хриплый шепот:
– Вы хотите попасть в палату к Евгению?
В глазах Веры полыхнул гневный огонек. Парень не только разгуливает по коридорам, но еще и подслушивает разговоры врачей!
– Твое любопытство может принести тебе кучу проблем, – не без мстительного удовольствия проговорила она, почти цитируя недавние слова своего наставника, – держи свой «интерес» в рамках, определенных правилами клиники.
Повернулась, чтобы идти, но Венедиктов негромко окликнул:
– Подождите!
Вера оглянулась:
– Ну, что еще?
Венедиктов подошел к Вере вплотную, взглянул на нее снизу вверх и прошептал:
– Я могу вам помочь.
– Каким образом?
Юноша что-то вынул из кармана пижамы и протянул Вере.
– Вот!
– Что это?
– Ключ от палаты Евгения Осадчего.
– Откуда он у тебя?
Венедиктов взглянул на Веру голубыми и чистыми, как июньское небо, глазами и сообщил:
– Я украл его.
– Украл?
Парень кивнул:
– Да. Сразу после вашего разговора с Шевердуком. Мы с ним столкнулись за углом. Я сделал вид, что упал. Он нагнулся, чтобы помочь мне встать, и я вынул ключ у него из кармана, – юноша потупил взгляд. – Думаю, доктор очень скоро обнаружит пропажу. Вам надо действовать быстро.
Венедиктов развернулся и торопливо засеменил по коридору.
– Постой! – окликнула Вера.