Волохов оглянулся:

– Ну?

Маша показала рукой на маленькую хрустальную конфетницу, стоявшую на столе:

– Здесь лежало мое лекарство. Где оно?

– Ты про кодеин? Я его выбросил. Слил в унитаз.

Некоторое время Маша ничего не говорила, лишь смотрела на Волохова взглядом, полным недоверия и изумления. А потом сжала кулаки и гневно проговорила:

– Ты сволочь.

– Знаю, – спокойно сказал Волохов.

– Я тебя ненавижу!

– Ненавидишь, – согласился он. – Но потом сама мне скажешь спасибо.

Еще несколько секунд Мария стояла оцепенев, потом медленно подняла руку, указала рукой на дверь и произнесла подрагивающим от гнева голосом:

– Пошел отсюда вон.

Волохов, однако, вместо того чтобы уйти, развернулся к столу и спокойно произнес:

– Не пойду. Нам надо поговорить.

Мария взяла со стола нож и взглянула на Волохова глубоко запавшими, холодно мерцающими глазами.

– Я сказала: убирайся вон.

– А то что – зарежешь меня?

Маша так крепко сжала рукоять ножа, что у нее побелели костяшки пальцев. Они долго смотрели друг другу в глаза. Первым взгляд отвел Волохов.

– Твоя «дурь» – в нише, под хлебницей, – пробасил он. – Наслаждайся.

Затем резко повернулся, прошел в прихожую, распахнул дверь и громко захлопнул ее за собой. Маша вздрогнула. Еще несколько секунд она стояла неподвижно, потом положила нож на столешницу и опустилась на стул. На глазах у нее выступили слезы. Но плакать она себе не позволила. Вытерла слезы рукавом толстовки, после чего придвинула к себе тарелку с омлетом. Она чувствовала голод. Звериный голод.

…Когда полчаса спустя Мария вышла из душа, вытирая волосы мягким полотенцем, на тумбочке затрезвонил телефон. Маша с опаской посмотрела на него, словно подозревала его в предательстве, потом повесила полотенце на спинку стула и сняла трубку.

Звонил Данилов.

– Марусь, привет! Как ты?

– Еще жива, – вяло ответила она. – А ты?

– А мне-то что будет, я шампанское не пил, – весело сказал Стас.

Маша усмехнулась:

– А водка?

– А от водки у меня похмелий не бывает. Чистый продукт. Марусь, у меня новость.

– Какая?

– Удалось установить личность второй убитой девушки.

Маша почувствовала, как учащенно забилось сердце у нее в груди.

– Кто она?

– Татьяна Кострикова, двадцати трех лет. Училась на третьем курсе филфака РГГУ. Зарегистрирована на Сущевском Валу. Снимала однокомнатную квартиру. Живет… то есть жила… одна. Подрабатывала в подтанцовке у рок-групп.

– В какой подтанцовке?

– Ну, знаешь… когда со сцены под музыку голыми сиськами трясут.

– Стас!

– Прости, Маш, но по-другому не скажешь. Кстати, год назад она перевелась в РГГУ из Московского университета. Угадай, на каком факультете она там училась?

– На факультете антропологии?

– Точно!

Веки Марии дрогнули.

– Вот и связь с первой жертвой, – хрипло пробормотала она.

– Чего?

– Я сказала: теперь есть связь с первой жертвой.

– А, ну да. Что думаешь делать?

– Надо ехать в университет.

– Хочешь, я сгоняю?

– Нет. Я сама.

– Уверена? Голос у тебя какой-то тусклый.

– Уверена, Стас. Спасибо, что позвонил.

– Не за что. Не теряйся.

Маша положила трубку на рычаг.

3

Возле дома Маша неожиданно для себя встретила бывшего мужа. Он стоял возле ее «Тойоты», хмурый, обозленный, однако, как всегда, ухоженный и одетый с иголочки (благо финансы позволяли).

Маша остановилась, посмотрела на него сердитым взглядом и спросила:

– Ты что здесь делаешь?

– Тебя жду, – мрачно ответил бывший муж и поежился. Маша вдруг заметила, что его некогда густые черные волосы (предмет великой мужниной гордости) стали редеть, и этот факт доставил ей мстительное удовольствие.

– Тебе запрещено общаться со мной без адвоката, – сказала она.

– Знаю, – сказал бывший.

– А раз знаешь, тогда повернись на раз-два и топай туда, откуда пришел.

Маша хотела пройти мимо, но бывший преградил ей путь. Маша нахмурилась.

– Я не поняла, ты что, хочешь, чтобы я милицию вызвала?

– Во-первых, не милицию, а полицию, – занудно проговорил бывший. – А во-вторых, никого вызывать не надо, поскольку ты уже здесь.

– Пусть так. Но мы не можем стоять здесь вечно. Чего ты хочешь?

– Я хочу сказать, что Митька останется со мной. Ты ничего не сможешь сделать.

– Посмотрим.

– Ни при каких условиях! Суд примет мою сторону. Врачи будут свидетельствовать в мою пользу.

Мария долго смотрела на своего бывшего, а потом проговорила с мрачной задумчивостью:

– И все-таки не понимаю.

– Не понимаешь что?

– Когда ты успел превратиться в такую сволочь?

Он усмехнулся:

– После того, как ты превратилась в психопатку и наркоманку.

Мария слегка побледнела.

– Любишь бить ниже пояса? – сипло спросила она.

– Я научился этому у тебя, – с усмешкой ответил бывший муж.

– Я всегда была хорошей женой. По крайней мере, старалась ею быть. А ты… я ведь знаю, что ты мне изменял.

– С чего ты взяла?

– Какой смысл отпираться? Мы ведь почти разведены.

Некоторое время он молчал, потом неприятно ухмыльнулся и развязно проговорил:

– Ты права. Нет смысла врать. Да, я тебе изменял.

– Сколько раз это было?

– Уже и не вспомню. Помнишь ту артисточку-блондинку, которую ты обозвала дурой? Так вот, в постели эта «дура» выделывала такие фортеля, что я чуть спину себе не сломал. Потом я еще долго представлял ее в постели, когда занимался любовью с тобой.

– Мерзавец, – сказала Маша.

Она занесла руку для удара, но бывший муж перехватил ее.

– Потише, милая. – Он сжал ее запястье крепкими, сильными пальцами. – Ты ведь знаешь, что я спортсмен. Могу и сломать ненароком.

– Пусти.

Глядя ей в глаза, бывший муж сильнее сжал ее руку. Мария побледнела от боли. Он усмехнулся.