Он бесшумно подошел к двери и, держа в правой руке пистолет, левой быстро распахнул дверь. В небольшом помещении, похожем на кладовку, кто-то сидел. Пак отшатнулся и выставил пистолет перед собой.
– Кто вы? – спросил он.
Ответа не последовало. Но Пак уже понял, что видит перед собой девушку. Он опустил пистолет.
– Алена!
Девушка чуть шевельнулась и снова издала странный, протяжный вздох.
В полумраке кладовки Пак не видел, связана ли она. В памяти его промелькнули фотографии жертв, которые показывал ему шеф. У девушек были зашиты губы. Скорей всего, с Аленой этот отморозок поступил так же.
– Все закончилось, девочка, – ободряюще сказал Пак и шагнул к ней.
За спиной у Пака легонько скрипнула половица, он вскинул пистолет, но на мгновение раньше острый скорняжный нож вонзился ему в печень.
Пак сумел развернуться, но пистолет в руке вдруг стал таким тяжелым, что выпал из беспомощно разжавшихся пальцев. Он увидел перед собой широкое, спокойное, покрытое крошечными оспинками лицо Багирова.
– Ты… – прохрипел Пак.
Виктор Багиров резко вынул нож из печени Пака, слегка отвел руку назад, а потом с размаху всадил лезвие ему в живот. Пак почувствовал, как скорняжный нож распарывает его плоть. Сперва он не почувствовал боли… словно все это было не по-настоящему, во сне… А потом Паку обдало огненной волной грудь и живот, и что-то горячее полилось ему на ноги. Он услышал голос своего убийцы, но тот донесся словно через толстую стену:
– Зря ты сюда пришел…
«Сейчас я проснусь, и все это исчезнет», – подумал Пак. Внезапно мир поплыл у него перед глазами, а лицо Багирова вдруг потемнело и превратилось в черную дыру, и эта дыра стала засасывать Пака, как воронка.
«Ну, вот и все», – подумал Пак, и это были последние мысли в его жизни.
Телефон Волохова был выключен.
«Сидит сейчас в каком-нибудь баре и накачивается водкой, – с досадой подумала Мария. – Потому и трубу отключил. Чтобы пить не мешали».
Она знала, что, скорей всего, это не так, но не могла не злиться. Минутой раньше она звонила Стасу Данилову. Тот долго не брал трубку, а когда взял, проговорил, тяжело дыша:
– Маш, я сейчас на выезде. У тебя что-то срочное?
– Да… То есть нет.
– Слушай, мать, – торопливо заговорил он, – перезвони мне минут через десять, я сейчас не могу говорить.
– Хорошо.
И он отключил связь. Итак, ни на Толю Волохова, ни на Стаса Данилова рассчитывать не приходилось. Другие ребята из отдела уже пару часов шныряли под дождем по городу, отрабатывая версию о «деструктивных сектах» и разыскивая Палия и Ушакова. Тема обещала стать громкой, и Старик не хотел ударить в грязь лицом перед начальством накануне своего ухода на пенсию.
Что ж, его тоже можно понять. Старик уже не тот, что прежде. Годы и усталость взяли свое.
К кому же обратиться за помощью?
На душе у Марии было тоскливо. И как она до такого дошла? Вокруг нее множество мужчин, но среди них нет ни одного, кто пришел бы ей на помощь.
А может, полковник Жук прав? Может, она переутомилась и окружающий мир вовсе не таков, каким она себе его вообразила? Кажется, доктор Козинцев говорил ей о подобном эффекте. Как же это называется? Диссонанс восприятия?.. Да, вроде бы так.
Маша провела рукой по лицу, словно снимала с него невидимую паутинку. Она чувствовала себя больной и усталой. И еще – странно взвинченной. Но плечо почти не болело. Слава богу, кодеин все еще помогал.
Кодеин… Маша грустно усмехнулась. Единственный ее друг и помощник. Впрочем, нет. Есть еще один человек, к которому можно обратиться. Близкий человек! При мысли о нем Маша улыбнулась. Снова схватившись за телефон, она быстро набрала номер Глеба Корсака… И почти не удивилась, когда отвратительный женский голос пропел из трубки:
– Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Если уж не везет, то не везет во всем. Маша швырнула телефон в сумочку.
Но кто сказал, что она не справится одна? В конце концов, она проходила спецподготовку. И она отлично умеет стрелять. И плечо почти не болит.
– Я все сделаю сама, – твердо сказала себе Маша.
Внутренний голос говорил ей, что это ребячество, но Мария плевать хотела на то, что он говорил. Она приняла решение и не собиралась его менять.
Мария достала из сейфа свой табельный «ПМ», выщелкнула обойму, проверила ее, защелкнула обратно и убрала пистолет в сумочку. Опасная тяжесть оружия прибавила ей уверенности в себе. Теперь она была готова к любым неожиданностям.
Путь до дома таксидермиста Багирова занял сорок минут. За это время на улице успело стемнеть. Дождь все никак не хотел утихать, и, проезжая на скорости по глубоким лужам, машина Любимовой оставляла по обе стороны два веера пенистых брызг, похожих на белые крылья.
Вот и знакомая улица, усыпанная неоновыми огнями справа и погруженная во мрак слева. Лас-Вегас и глухая деревня в одном флаконе. Отыскав нужный дом, Маша припарковала машину возле высокого бордюра. Заглушила мотор, переложила пистолет из сумочки в карман плаща. Наряду с тревогой, волнением и страхом она испытывала и что-то вроде облегчения – из-за того, что вся эта история закончится. Здесь и сейчас.
В доме таксидермиста горело одно окно. Это было окно мастерской, занавешенное белыми льняными шторами.
Маша выбралась из машины. Холодные дождевые капли остудили разгоряченное лицо. Маша подняла воротник плаща и, втянув голову в плечи, быстро зашагала к дому.
В прошлый раз она заметила, что в дом можно пройти через внутренний дворик, а во внутренний дворик можно пробраться через длинный сарай, тянущийся справа почти вдоль всего забора. Маша надеялась, что дверь сарая будет открыта.
Ожидания ее не обманули. Как только она оказалась в сарае, в носу неприятно засвербело от запаха мышиного помета и плесени. Остановившись, Маша включила фонарь и скользнула лучом по стенам. Паутина, испещренная высохшими останками паучьих жертв. Старые ящики, сломанный мотоцикл. Покореженный деревянный верстак, большая коробка с отслужившим железным хламом. Ничего необычного.
Освещая себе дорогу фонариком, Маша осторожно двинулась вперед, стараясь не споткнуться и не напороться на какую-нибудь ржавую проволоку. Так она дошла до двери, ведущей во внутренний дворик. Насколько Маша помнила, никаких засовов и крючков со стороны дворика на двери не было. Память не обманула ее и на этот раз. Приоткрыв дверь, Маша выглянула наружу. Внутренний дворик, укрытый шиферным навесом, был сух и тускло освещен желтой лампочкой под жестяным абажуром.
Маша быстро пересекла дворик и остановилась перед дверью, ведущей в мастерскую. Справа от двери лежало что-то громоздкое, накрытое брезентом. Маша прошла было мимо, но заметила нечто вроде темного ручейка, спускающегося от края брезента и прочертившего на бетоне змейку. Маша посветила на ручеек фонариком, и в горле у нее тут же пересохло. Это была кровь.