Она подняла фигурку высоко над головой, размахнулась и швырнула ее прямо в ледяной гудящий смерч, круживший по залу. Смерч подхватил фигурку, закружил ее в безумном танце и с бешеным ревом вышвырнул в окно. И тотчас же тело профессора поднялось в воздух и стремительно вылетело в окно.
Ураган прекратился. И в ту же секунду в зале снова вспыхнул свет. Женя, пошатываясь и спотыкаясь о валяющиеся тут и там чучела животных, подошла к Игорю. Присела возле него, обхватила его щеки и вгляделась в лицо.
– Игорь! – тихо позвала она.
Соболев не отозвался.
– Игорь, очнись!
Веки Соболева дрогнули. Он приоткрыл глаза и удивленно уставился на Женю.
– Женя? – Голос его прозвучал хрипло и глуховато.
– Ты жив! – Она обняла Игоря и прижала его голову к своей груди. – Как я рада, что ты жив!
Игорь тихонько застонал. Женя выпустила голову жениха из своих объятий и тревожно вгляделась в его лицо.
– Как ты себя чувствуешь? – взволнованно спросила она.
Игорь поморщился и ответил:
– Паршиво. – Он поднял руку и потер лоб. – Голова болит. А что случилось?
– Ты ничего не помнишь?
Он покачал головой:
– Нет. Помню только, как кто-то затащил меня в машину… – Он привстал и суетливо огляделся. – Где мы, Жень?
– Мы в музее.
– В музее? – На лице Игоря отобразилось удивление. – Почему здесь такой беспорядок? И что мы здесь делаем?
Женя улыбнулась и смахнула выступившие на глазах слезы.
– Сама не знаю. Господи, как же я рада, что ты жив!
Она не удержалась и снова крепко его обняла.
– Тише! – хрипло засмеялся Игорь. – Тише, шальная! Задушишь!
– Теперь все будет хорошо, – пробормотала Женя и погладила Игоря по белокурым волосам. – Я никому не дам тебя в обиду. Обещаю!
Оперативников было двое – блондин и брюнет. Блондин был одет в легкий плащ и водолазку. Лицо у него было строгое, острое и сосредоточенное, а на губах застыла холодная, самодовольная полуулыбка. Он напоминал гончую, взявшую след, – и не просто взявшую след, а уже завидевшую впереди зверя.
Брюнет был угрюм, и в глазах у него застыла мстительная злоба. «Сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет», – говорил его взгляд.
Бодро взбежав по крыльцу, оперативники хотели пройти в больницу, но дверь распахнулась, и навстречу им шагнула Елена.
Кивнув Трояновой, блондин хотел обойти ее, но она решительно преградила ему путь.
– Что такое? – вскинул брови белобрысый оперативник. – Вам что-то нужно?
– Я не пущу вас к Жене, – холодно объявила Елена.
На лице опера отобразилось изумление. Он покосился на своего черноволосого коллегу, затем вновь вперил в Елену колючий взгляд и сердито проговорил:
– Вы не имеете права препятствовать дознанию. Мы должны выяснить, что произошло в музее.
– Не должны, – возразила Елена. – Дело закрыто.
– Как закрыто? – выдохнул блондин. – Да вы понимаете, что го…
В кармане у блондина запиликал телефон. Продолжая сверлить лицо Елены холодным взглядом, он достал из кармана трубку и приложил ее к уху:
– Слушаю вас… Да, товарищ полковник… – Лицо блондина вытянулось. – Да, но… Нет, товарищ полковник… Нет, я все понял… Слушаюсь!
Блондин молча убрал мобильник в карман. На Елену он уже не смотрел.
– Что там? – нетерпеливо спросил коллегу брюнет. – Что сказал полковник?
– Дело закрыто, – глухо пророкотал блондин, и на щеках у него проступили розовые пятна. – Тело профессора Алпатова не найдено. Нет тела – нет и преступления.
Брюнет гневно сверкнул глазами.
– Но ведь администрация музея предъявила этой девчонке счет за устроенный в зале погром! – напомнил он.
– Счет уже оплачен, – невозмутимо отчеканила Елена. – И у дирекции музея нет к Евгении Ремизовой никаких претензий. У музея нет претензий, у вас нет вопросов. Верно?
Еще несколько секунд оперативники стояли на крыльце с видом людей, получивших ошеломительное известие, в которое просто невозможно поверить.
Затем блондин развернулся и медленно зашагал вниз по лестнице. А пару секунд спустя и брюнет, одарив на прощанье Елену испепеляющим взглядом, последовал за ним.
Елена стояла на крыльце до тех пор, пока машина оперативников не свернула с больничного двора и не скрылась из вида. Лишь после этого она позволила себе облегченно вздохнуть и улыбнуться.
Несколько минут спустя Елена шла по больничному скверу, направляясь к грузному молодому человеку, сидевшему на обшарпанной деревянной скамейке. Это был Паштет, и в руке у него поблескивала бутылка пива.
Прохладный ветер заставил Елену поднять воротник пальто. Несколько сухих листков сорвались с дерева и спланировали на черный асфальт. Воздух был влажный. Темные облака обещали дождь.
Когда Елена села рядом, Паштет мельком взглянул на нее, отвел взгляд и, запрокинув голову, отхлебнул из бутылки.
– Как вы, Кульков? – спросила Елена, внимательно разглядывая его лицо.
– Нормально, – ответил тот и снова приложился к бутылке.
Елена посмотрела, как он пьет, и нахмурилась.
– Сколько бутылок выпили? – спросила она.
– Это третья, – небрежно ответил Паштет.
– Помогло?
Верзила покачал головой:
– Нет.
Несколько секунд оба молчали. Елена вдруг подумала, что Паштет похож на раненого медведя, который набирается сил перед решительным боем. Елене это не понравилось.
– Что вы теперь будете делать? – спросила она.
Паштет хотел отхлебнуть пива, но передумал. Пожал плечами и ответил:
– Еще не знаю. – Немного помедлив, он добавил: – Я где-то читал, что за любовь нужно бороться.
Темные брови Елены сошлись на переносице.
– Боюсь, что это не тот случай, – тихо сказала она. – Женя души не чает в Игоре.
– Этот Игорь – болван и бабник! – отчеканил Паштет, сверкнув глазами.
– Возможно, – согласилась Елена. – Но любовь слепа. В глазах Жени он самый прекрасный человек на земле. И вы не сможете ее разубедить в этом.
– Она в нем разочаруется, – уверенно заявил Паштет. – Вот увидите.
– Возможно, – снова согласилась Елена. – Но это ее жизнь и ее разочарования.
Паштет вскинул голову для ответа, но вдруг сник и опустил голову. Несколько секунд он сидел молча, разглядывая сухие листья на асфальте, потом, по-прежнему не глядя на Елену, тихо произнес: