«В ту же самую ночь Валтасар, царь халдейский, был убит».
Книга Пророка Даниила.
Гл. 5, стих 30
Глеб Корсак взял карту за уголок и плавно перевернул ее.
– Дама, – сухо сказал он.
Его противник, толстяк с лицом злого клоуна, тоже перевернул карту. Вид у бубнового короля был самодовольный и сытый, как и у человека, в чьих толстых пальцах он только что побывал. Противник поднял на Глеба немигающий взгляд и с улыбкой произнес:
– Король.
Глеб облизнул пересохшие губы. Толстяка звали Антон Долинский, и Глеб по собственному опыту знал, что улыбка его не предвещает ничего хорошего.
Глеб перевернул вторую карту.
– Еще дама, – спокойно сказал он.
Долинский едва заметно усмехнулся, положил палец на карту, пару мгновений помедлил, явно наслаждаясь моментом, а затем перевернул ее – плавно и изящно, словно позировал перед фотокамерами. Второй король – на этот раз чернобородый пиковый султан, облаченный в чалму, – лег рядом с первым.
– У вас все? – поинтересовался Долинский.
Глеб коротко кивнул. По публике, наблюдавшей за игрой, пронесся вздох облегчения. Послышались смешки.
– Ваши милые дамы биты, – с вежливой улыбкой произнес Долинский. – А мой третий король остался без партнерши.
Противник перевернул последнюю карту. В глазах у Корсака зарябило. Он с усилием улыбнулся и выдохнул:
– Хорошая игра.
– О да! – В голосе Долинского слышалась ирония. – Хорошо играет тот, кто хорошо играет.
Противник сипло хохотнул, и упитанное лицо его словно треснуло пополам. С изяществом фокусника вытащив из кармана черный шелковый платок, Долинский смахнул слезу, улыбнулся Глебу и сказал:
– Вы любите рисковать, господин Корсак. В наше время это редкое качество.
Крупье сгреб лопаткой фишки Глеба и передвинул их к толстяку. Глеб проводил фишки взглядом, и его слегка затошнило. Он медленно поднялся со стула.
– Уже уходите? – поинтересовался Долинский.
– Да, мне пора, – выдавил Глеб. – Есть кое-какие планы.
– Приятно было иметь с вами дело.
Корсак пробормотал в ответ что-то подходящее ситуации, затем попрощался с игроками и двинулся к выходу из клуба, чуть пошатываясь от пережитого потрясения.
Погода была скверная. Дул прохладный ветер, пахло сырыми листьями. Воздух был такой влажный и густой, что в нем могли бы плавать рыбы. Однако Глеб с жадностью вдохнул полной грудью, усмиряя сердцебиение.
Возле машины Корсак остановился. На черном небе белели облака, похожие на разводы известки. Порыв ветра заставил Глеба поежиться и поднять ворот пальто.
– Корсак! – негромко окликнул его чей-то голос.
Глеб обернулся. Перед ним, сунув руки в карманы длинного черного пальто, стоял высокий широкоплечий мужчина. Расстегнутый ворот рубашки открывал мускулистую шею, которая уже начала заплывать жирком. Верзила смотрел на Глеба светлыми холодными глазами, лениво пожевывая зубочистку.
– Долинский уверен, что ты вовремя вернешь долг, – спокойно сказал он, в упор разглядывая Глеба.
– Само собой, – ответил Корсак.
– Если к понедельнику денег не будет, мне придется провести с тобой разъяснительную беседу.
Карие глаза Глеба сузились. Он смерил верзилу холодным взглядом и проговорил:
– А покалечиться не боишься?
Верзила вынул изо рта зубочистку, внимательно на нее посмотрел и вставил обратно.
– Смешно, – сказал он. – Слушай, Корсак, тебе не прет уже вторую. Какого хрена ты вообще играешь?
– Я бы объяснил, да ты все равно не поймешь.
– Ну да, куда уж мне, железноголовому. – Верзила усмехнулся. – Ты мне нравишься, парень. Люблю наглых и безбашенных. Но если придется переломать тебе ноги, я сделаю это без всяких угрызений совести. И не говори потом, что я тебя не предупреждал.
– Спасибо на добром слове.
– Наслаждайся.
Верзила выплюнул измочаленную зубочистку, повернулся и медленно зашагал в сторону клуба. Глеб смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за дверью, потом отвернулся и крепко затянулся сигаретой. Вкус у нее был как у резины. Корсак швырнул окурок в лужу и забрался в машину.
Он ехал по ночному городу, по пустынной дороге. Мимо проносились неоновые вывески баров и магазинов. Ярко освещенные рекламные билборды, изображающие длинноногих блондинок, давали представление о том, что жизнь не такое уж дерьмо, раз в ней есть такие прекрасные вещи, как мобильные телефоны, стиральные машины и струйные принтеры. В глянцевом мире все продавалось и все покупалось. Единственное, что требовалось, чтобы устроить себе райскую жизнь, – это деньги. Деньги…
Виктор Фаворский, тридцатидвухлетний хозяин ресторана «Ночная регата», неспешной походкой пересекал зал, кивая знакомым и приятелям, которых среди посетителей было подавляющее большинство.
«Ночная регата» считалась модной среди московской богемы – спивающихся художников, непризнанных поэтов, актеров средней руки, их любовниц и вечно пьяных подруг. С некоторыми из них Фаворский перебрасывался парой фраз, других просто одаривал радушной и приветливой улыбкой.
Природа наградила Виктора Фаворского замечательной внешностью. Зеленые глаза ресторатора смотрели спокойно и ласково. Мягко очерченные губы притягивали взгляды женщин не хуже витрины модного магазина (сигарета смотрелась в этих губах особенно элегантно). Одет ресторатор был в дорогой темно-синий костюм и шелковую рубашку, столь белую и чистую, что она пришлась бы кстати даже ангелу. Изящный галстук, повязанный двойным виндзорским узлом, смотрелся на нем так, как это возможно только на манекене в витрине дорогого столичного бутика. Когда Фаворский надевал очки, он становился похож на молодого преподавателя физики или на интеллигентного мерзавца из французских фильмов шестидесятых годов.
Зал ресторана был небольшим, но уютным. Красноватая подсветка, мягкие стулья. У самой дальней стены пожилой музыкант, небрежно перебирая клавиши пианино, наигрывал что-то медленное и сентиментальное – словно полоскал пальцы в прохладной воде.
Двигаясь к выходу, Виктор заметил за одним из столиков журналиста из «Ресторанного рейтинга», сидящего в обнимку с поношенного вида блондинкой, губы которой были испачканы розовой пеной «маргариты». Ресторатор едва заметно усмехнулся, а проходя мимо столика, приостановился и поинтересовался:
– По работе или по зову души?