Но темен, мрачен сердца свиток.
В нем скрыты наших чувств черты.
Г. Р. Державин
Глеб Корсак, тридцатилетний журналист, предпочитающий называть себя «вольным стрелком», сидел дома и раскладывал на столе пасьянс. Ночные события порядком утомили его, да и утренние не прошли бесследно. На лбу у журналиста темнел синяк. Тело болело так, словно его обработали молотилкой. Нужно было собраться с силами и отвезти картину Пете Давыдову, но, приняв душ, Корсак расслабился и никак не мог заставить себя подняться с кресла. Даже кофе не помог.
Из проигрывателя доносились нежные звуки трубы Джеймса Картера. На столике валялась коробка от диска – труба, выдувающая белоснежную гардению. Чуть ниже надпись – «Гардении для леди Дэй» [10] . Мелодии все больше грустные. Да и настроение у Корсака было соответствующее.
Плюнуть бы на все, отключить телефон и завалиться в постель. Проспать часиков этак двенадцать, а потом слушать музыку, вставая с кресла лишь затем, чтобы смешать очередную порцию коктейля.
Но нужно действовать.
Глеб поднялся с кресла и пошел упаковывать картину. Едва он закончил работу, как в дверь настойчиво позвонили. «Что это за мода у людей пошла – приходить без всякого предупреждения», – недовольно подумал Корсак. Но дверь открыл.
На пороге стоял майор Шатров. Круглая физиономия, похожая на потертый циферблат с седыми усами-стрелками, навсегда застывшими на полшестого. Из-за плеча майора торчала фуражка местного участкового. Корсак посторонился, впуская милиционеров в квартиру. Дальше прихожей они, впрочем, не прошли. Шатров оглядел опухшую физиономию Корсака и ухмыльнулся:
– Встал уже? Хорошо. А я тут узнал любопытный фактик. Оказывается, ты живешь в квартире нелегально.
«Вот еще фокусы», – подумал Глеб и устало посмотрел на следователя.
– Вы же знаете, это квартира моего друга, – сказал Глеб. – Сам он работает по контракту в Африке, уже два года.
– Знаю. Но чтобы жить в этой квартире, ты должен зарегистрироваться. Есть у тебя регистрация, Корсак?
– Да. То есть… нет. Да какая, к черту, разница?
– Так «нет» или «да»? – повторил свой вопрос Шатров.
– Ну нет.
Шатров посмотрел на участкового, и тот выступил вперед. «Начинается», – подумал Глеб. И не ошибся.
– В таком случае, гражданин Корсак, – быстро проговорил участковый, – вы обязаны сегодня же освободить эту квартиру.
Глеб поморщился:
– Что за бред, старлей?
– Это не бред. Это закон. Квартира будет опечатана, проживание в ней для вас – запрещено. По крайней мере, до тех пор, пока не появится настоящий хозяин.
– Но ведь его нет в России и еще долго не будет!
– Это ваши проблемы, – сухо ответил участковый.
– Тридцать седьмой год какой-то… – пробормотал Глеб. – Вещи-то хоть могу собрать?
Участковый вопросительно посмотрел на Шатрова:
– Как, товарищ майор, разрешим гражданину собрать вещи?
– Даже не знаю, – насмешливо ответил тот. – А он не прихватит с собой ничего лишнего?
– Вот и я опасаюсь, – усмехнулся участковый.
Корсак нервно дернул щекой:
– Юмористы, блин… Ладно, черт с вами. Через час я отсюда свалю. Что-нибудь еще?
– У тебя ведь замок защелкивается? – поинтересовался Шатров.
Глеб кивнул. Шатров взял с полки связку ключей и положил себе в карман.
– Вот так, – сказал он. – Будешь уходить – захлопнешь дверь. И не попадайся мне больше на глаза, Корсак. Иначе твои неприятности на этом не закончатся. Усек?
– Зиг хайль, майн фюрер.
– Вот и молодец. Пошли, старлей. Через час зайдешь, проверишь. Если он не уберется, веди его в отделение.
– А на каком основании? – поинтересовался Корсак.
Шатров обернулся:
– Как на каком? Незаконное проникновение в чужое жилище. Подойдет тебе такое основание?
Глеб мрачно усмехнулся:
– Я смотрю, у вас все схвачено.
– Это наша работа, малыш. Это наша работа.
Закрыв за непрошеными гостями дверь, Корсак вернулся в комнату. Вид у него был мрачный. Он взялся за телефон.
* * *
Глеб поставил спортивную сумку с вещами на пол. Смущенно посмотрел на профессора.
– Игорь Федорович, извините, что свалился вам на голову.
– Да о чем ты говоришь! – воскликнул Северин. – Можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. Главное, не обижай Бенвенуто!
– Кош-марр! – гаркнул попугай, услышав свое имя.
– Его обидишь, – усмехнулся Глеб.
Северин погрозил попугаю пальцем, затем повернулся к Глебу и бодро спросил:
– Позавтракаешь со мной?
– Вообще-то я не голоден. Но раз уж вы приглашаете…
– Приглашаю! Снимай пальто, мой руки и топай в комнату. А я пока сварю кофе.
На завтрак у профессора были бутерброды с маслом, тонко нарезанная ветчина и вишневое варенье.
– Кажется, я тебе уже говорил, что у Брокара работал художник, который по его приказу правил картины? – говорил Северин, намазывая масло на хлеб. – Так вот, это не единственная странность. Дело в том, что Брокар собирал коллекцию масонских предметов и даже выставлял ее на всеобщее обозрение.
– Так он был масоном? – отозвался Глеб.
Северин кивнул:
– Угу. Только недолго, года полтора. Потом рассорился с магистром и покинул ложу. Вот я и думаю… что, если закрашенная свеча и ключ, который появился на ее месте, имеют отношение к масонскому прошлому парфюмера? Ты знаешь, в те времена по Москве ходили легенды о баснословном богатстве масонов. Что, если этот закрашенный ключ – от какого-нибудь сейфа, в котором лежат сотни золотых слитков? Как тебе такая идея?
– Неплохая, – сказал Глеб.
Северин засмеялся:
– Ладно, найдешь золото – не забудь поделиться.
Глеб умял кусок ветчины, запил его крепким кофе и сказал:
– Не знаю, как там золото, но вот о запахах я точно хотел бы знать больше.
– О запахах? – удивился Северин.
Глеб кивнул:
– Да. Брокар ведь занимался парфюмерией. В этом был смысл его жизни.
– Так ты думаешь, его профессия как-то связана с загадкой картины? – Северин задумчиво пощипал пальцами флибустьерскую бородку. – Собственно, а почему и нет? Брокар был темной личностью. Как любой художник, он был раздираем страстями. Любовь, ревность, нищета, слава, успех, богатство – в его жизни было все. И чем больше мы о нем узнаем, тем больше шансов разгадать тайну картины. Тебе нужен человек, знающий толк в парфюмерии. У тебя такой имеется?