– Здесь также написано, что убийца был пойман и расстрелян, и произошло это больше двадцати лет назад, – отчеканила она.
Затем замолчала, взглянула на Глеба колким взглядом и добавила:
– Вы хотите сказать, что мы имеем дело с человеком, который копирует стиль «Ледяного убийцы»?
– И делает это очень старательно, – сказал Глеб. – Насколько я могу судить, он не упустил ни одного нюанса. И, кстати, вы не дочитали. Там ниже есть приписка: после расстрела подозреваемого обнаружились факты, полностью снимающие с него вину. Он был реабилитирован посмертно. А те два убийства так и остались нераскрытыми.
Ольга прочла приписку, о которой говорил Глеб. Черты ее лица словно обострились. Она посмотрела на Глеба сухими, блестящими глазами и уточнила:
– По-вашему, это только начало?
– Уверен, что так, – ответил Глеб. – Убийца провел большую подготовительную работу. Возможно, даже порылся в архивах МВД. Он убьет снова.
Ольга обдумала его слова, снова пробежала взглядом по строчкам, взглянула на подклеенную фотографию с изображением жертвы и сказала:
– Даже если так – мы не сможем этого предотвратить. В данный момент у нас нет никаких зацепок, кроме этого старого дела.
Капитан Твердохлебова перелистнула несколько страниц. Снова посмотрела на Глеба и сухо произнесла:
– Надеюсь, сфера ваших интересов не ограничивается маньяками?
– Уже нет, – ответил Корсак. – Я не брал эту папку в руки почти два года. Она так бы и пылилась в ящике стола, если бы не вчерашнее убийство на Дмитровском шоссе.
– Я оставлю эту папку у себя, – сказала Твердохлебова.
– Разумеется, – отозвался Глеб. – Но при одном условии: я бы хотел, чтобы вы держали меня в курсе расследования.
Взгляд Ольги стал неприязненно-удивленным.
– Зачем вам это?
– Я собираюсь дописать свою книгу. И если имитатор не остановится, в моей книге найдется место и для него.
Ольга закрыла папку и усмехнулась:
– Знаете, вы первый писатель, которого я увидела вживую.
– И как впечатление от живого писателя?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Честно говоря, больше люблю мертвых.
– Тех, чьи портреты висят на стенах школьных классов, как охотничьи трофеи?
Ольга прищурилась:
– Странное сравнение. И вы странный. Скажите, Глеб…
– Просто Глеб.
– Скажите, Глеб, мы с вами не встречались раньше?
– Вроде нет.
Твердохлебова продолжала бесцеремонно его разглядывать. Густые каштановые волосы. Нос с легкой горбинкой. Глаза карие, с золотистым оттенком. Одет с той дорогой, можно даже сказать, изысканной небрежностью, которая отличает состоявшихся художников от простых неудачников – стильный костюм, голубая шелковая рубашка с расстегнутым воротом, слегка распустившийся или нарочито небрежно завязанный узел галстука. На ногах – ботинки из отличной кожи, на плече, обтянутом кашемиром приталенного двубортного пальто, – видавшая виды холщовая сумка.
– Но я вас точно где-то видела.
– Меня вечно с кем-то путают, – сказал Корсак. – Вероятно, у меня типичная внешность.
– Гм… Может быть, может быть.
– Так вы обещаете держать меня в курсе?
– Я вам ничего не обещаю. Но если я посчитаю нужным поделиться информацией с представителями СМИ, вы будете первым в очереди.
– И на том спасибо. – Глеб поднялся со стула. – Мой номер телефона у вас есть. Звоните, если что.
Твердохлебова приподняла брови:
– Если что?
Он пожал плечами:
– Ну, мало ли! Вдруг захотите пригласить меня на ужин.
Твердохлебова удивленно приподняла бровь. Потом усмехнулась и сказала:
– Только если за ваш счет.
– За этим дело не станет, – пообещал Корсак.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Потом капитан Твердохлебова быстро подписала пропуск и вручила его Корсаку:
– Покажете это на выходе. Всего доброго.
– До свидания, – так же сухо отозвался Глеб, повернулся и вышел из кабинета.
На улице, перед тем как пойти к машине, Корсак задумался. Он пригласил эту женщину на свидание? Как так могло получиться?.. А впрочем, что тут такого? Он ведь теперь холостяк.
Глеб холодно усмехнулся и сунул в губы сигарету. Припомнил стройную, крепкую фигуру Ольги Твердохлебовой, ее лицо с поджатыми губами и цепким взглядом, ее твердое рукопожатие при знакомстве. Интересная женщина. И совсем не похожая на Машу Любимову.
«Может быть, это как раз то, что мне нужно?» – рассеянно подумал Глеб и чиркнул зажигалкой.
Барон снял тяжелую, дорогую шубу и повесил ее на спинку кресла. Затем повернулся к своим бродягам и позвал:
– Илона, девочка моя, йав кэ мэ [3] !
Он поманил девочку смуглым, холеным пальцем. Илона встала со стула и подошла.
– Умница! – Барон белозубо улыбнулся и погладил Илону рукой по плечу. – Большая ты у меня стала. Настоящая красавица. Рустем, скажи ведь – красавица!
– Да, – отозвался с соседнего кресла громила Рустем. И ухмыльнулся, глядя на то, как Илона быстро переводит взгляд с него на Барона и обратно, пытаясь понять, что они задумали.
– Девочка моя, ты очень мало сегодня заработала, – мягко проговорил Барон, откинул со лба длинную черную прядь волос и добавил: – Это меня очень огорчает. А тебя?
– Меня тоже, – пробормотала Илона. – Но сегодня день был плохой.
– Да, – согласился цыган. – Очень плохой. – Он сокрушенно покачал головой и вздохнул: – В такие дни я сам не свой. И знаешь почему?
– Почему? – так же тихо спросила Илона.
– Потому что мне жалко этот мир. Люди стали злые, жадные. Каждый держится за свой кошелек так, будто в нем лежит его собственное сердце. Мир делается жестоким, и жизнь в этом мире дорожает. Скажи, Илона, я тебя хорошо кормлю?
– Да, Барон, хорошо.
– Может быть, я тебя не защищаю? Или сам обижаю?
Илона покачала головой:
– Нет, Барон, ты меня никогда не обижал.
– Тогда почему ты обижаешь меня?
Илона побледнела под взглядом пронзительных синих глаз Барона.
– Барон, я…
– Ц-ц-ц, – покачал головой цыган и шутливо погрозил Илоне пальцем.
Он протянул руку к лицу девочки и погладил ее по щеке пальцами, унизанными кольцами с брильянтами. Еще раз погладил, посмотрел ей в глаза и вдруг схватил за ухо и сильно сжал.