Мраморный король | Страница: 46

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Только цитрамон, – ответила журналистка. – Всегда ношу его при себе. Помогает бороться с мигренью.

Она достала из сумочки таблетку и протянула ее дьякону. Тот поблагодарил и бросил таблетку в рот.

– Может, вам выпить еще рюмку? – предложила Марго.

– Только не это, – простонал отец Андрей.

Вдруг журналистка нахмурилась.

– Одного не пойму, – сухо сказала она, – какого черта вы морочили мне голову, если так много знаете об этом деле?

– Ну… Я надеялся, что вы сообщите мне что-нибудь новое. Что-то, чего я не знаю.

– И для этого выставили меня дурой.

Марго встала с кровати и грозно проговорила:

– Хватит валяться на моей кровати. Вставайте и вытряхивайтесь отсюда вон!

Отец Андрей приподнялся на локте, но застонал и снова упал головой на подушку.

Марго топнула ногой:

– Хватит притворяться!

– Я думал, сработает, – вяло усмехнулся отец Андрей. – Но вас не обманешь. Хорошо, я уйду. Но дайте мне шанс оправдаться.

– Рискните, – сказала Марго, снова усаживаясь на кровать.

– Итак, погибли двое. Бородин выстрелил себе в рот из пистолета. Трофимов умер от сердечного приступа. В желудке Бородина нашли черного слона, во рту Трофимова – черного коня.

Марго достала сигареты и, закуривая, кивнула:

– Продолжайте.

– Из местного музея украли несколько старинных шахматных фигур, – продолжил отец Андрей.

– Несколько? – подняла бровь Марго.

– Три, – уточнил дьякон. – Эти фигуры – конь, слон и король. Конь и слон уже нашлись. Осталась еще одна фигура.

– Король! – выдохнула Марго вместе с дымом.

Отец Андрей кивнул:

– Именно.

– Это значит, что убийства не закончены. И будет еще одно?

– Боюсь, что да. – Отец Андрей помолчал и сказал: – Тут есть еще один важный момент. Дело в том, что все три фигуры – черные.

– И что с того? – навострила уши журналистка.

– Я уверен, что цвет в данном случае имеет значение. Ведь черный – это плохой, злой. Совершая преступление, люди совершают «черное дело». Так?

Марго стряхнула с сигареты пепел и посмотрела на дьякона сверкающими глазами.

– Намекаете на то, что Трофимов и Бородин были злодеями?

– По крайней мере в глазах того, кто их убил, – уточнил дьякон. – Видимо, себя самого этот человек считает белой фигурой. Фигурой, воюющей на стороне добра.

– И он последовательно уничтожает «черные фигуры».

– Да. Но это всего лишь версия.

– Мне она нравится, – сказала Марго. – Даже если она ошибочна, она красива.

– О да, – скептически улыбнулся отец Андрей. – Для журналиста правда не главное. Главное – чтобы история была эффектной.

– Да что вы знаете про журналистику! – вскипела Марго. – Журналисты бегают с фотоаппаратом и диктофоном под пулями, чтобы такие, как вы, могли раскрыть вечернюю газету и прочесть последние новости, сидя в уютном кресле с бокалом коньяка в руке!

– Марго, я вовсе не хотел…

– Какая разница – хотели или нет? – продолжала горячиться журналистка. – Вы судите о профессии по ее худшим представителям. А вы знаете, что в одном городе на Сахалине священник кафедрального собора был гомосексуалистом? И соблазнял юных прихожан. Я сама делала об этом репортаж! И что же – все священники гомосексуалисты и растлители малолетних?

– Чего вы так разошлись? – пробормотал дьякон, морщась и потирая пальцами лоб. – Я всего лишь высказал свое мнение.

– Возьмите свое мнение и засуньте его себе…

Дьякон приподнялся на локте и поцеловал журналистку в губы. Затем снова опустился на подушку и улыбнулся.

– Что это? – растерянно проговорила Марго. – Зачем?

– Я не видел другого способа остановить вас, – сказал отец Андрей.

Марго тронула губы кончиками пальцев.

– Интересный способ, – произнесла она с неуверенной улыбкой.

– Главное, что он сработал, – сказал дьякон. – А теперь я пойду к себе в номер и приму холодный душ, чтобы одолеть похмелье.

– Душ вы можете принять и у меня, – сказала Марго. – Чистое полотенце я вам дам.

Проходя мимо ванной, Марго остановилась и заглянула в щелку. Дьякон стоял по душем спиной к двери. Марго в очередной раз поразилась, какое стройное и мускулистое у него тело. На спине виднелись три маленьких круглых шрама. Можно было бы предположить, что это шрамы от пулевых ранений, но откуда взяться таким ранениям на спине простого дьякона?

Марго еще несколько секунд полюбовалась смуглой мускулистой спиной дьякона, скользнула взглядом чуть ниже, улыбнулась и, вздохнув, отошла от двери.

«Если бы он снова попробовал меня соблазнить – я бы, наверное, не устояла, – подумала она. – И это обидно».

Глава 6 Реванш шахматистов

Что может пешка против короля…

Ренат Гильфанов

Санкт-Петербург, декабрь 1895 г.

1

Дутый талант

Наш соотечественник г-н Чигорин (хочется сказать – «увы, соотечественник», но жалость не позволяет этого сделать) решительно не оправдал наших надежд. Тот, кого считали русским медведем, на деле оказался не более чем дворовым псом, доедающим объедки с чужого стола – со стола, за которым горделиво восседают три гения – Ласкер, Стейниц и Пильсбери. Именно эти господа – герои сегодняшнего дня. Именно в их честь трубят трубы олимпийских богов, именно их венчают лаврами петербургские хариты. И напрасно говорят, что в родных местах человеку помогает даже воздух. Г-ну Чигорину уже ничто не в силах помочь.

Необыкновенный талант, о котором так много писали, оказался выдумкой. Теперь уже окончательно понятно, что своими бывшими победами г-н Чигорин обязан всего-навсего везению. Но вот разоблачение произошло! Везение отказало г-ну Чигорину, и все тут же встало на свои места!

Так и хочется сказать: «Михаил Иванович, дорогой, не умеете играть в шахматы – не беритесь. Не стоит вам садиться за одну доску с настоящими игроками, дабы не покрыть себя позором». Впрочем, теперь уже поздно. От честного имени остался только пшик! Талант был дутым, и теперь сдулся окончательно. Увы и ах!

Аполлон Быстрописцев

– Быстрописцев, – с усмешкой проговорил Чигорин, откладывая газету. – Фамилия не настоящая, это как пить дать. Журналистская кличка. Как у собак. Быстрописцев, фьюить! Принеси мне косточку! А чья это косточка? Да некоего Чигорина. Чигорина? Кто ж это такой, не припомню? Да ведь это тот самый господин, который сдулся, и эта косточка – все, что от него осталось!