И вот сейчас Томмазо находился на аудиенции у Папы Сикста IV. Он предполагал, что его вызвали сюда для получения нового задания, но оказалось, что это не так, и причина вызова к понтифику для него оставалась неизвестной. Фраза «никто не считает, что он грешит сверх или хотя бы в меру дозволенного» его насторожила и прозвучала как сигнал опасности. Никогда и ничего просто так Папа не говорил, каждая фраза имела определенный подтекст. Томмазо похолодел — неужели стало известно о его отношениях с Катариной? В этом случае вряд ли ему удастся покинуть живым и невредимым дворец Папы. Ему было известно, что папский дворец соединен верхней галереей с башней Святого Ангела, считавшейся самой надежной папской крепостью. Ходили слухи, что кроме этой галереи имелся и подземный ход, который вел прямо в глубокие подвалы крепости, служившие тюрьмой. Он вспомнил, как совсем недавно архиепископ каринтийский, Андрей Замометич, которого прислал сам германский император, при общении с Папой проявил неуважение и сразу же оказался в подвалах крепости Святого Ангела — и неизвестно, выйдет ли он оттуда когда-нибудь живым [17] .
— До меня дошли известия от епископа Павии, Петра, что твой младший брат водит дружбу с чернокнижниками и сам занимается колдовством. — Папа испытующе посмотрел на Томмазо. — Епископ ссылается на распространяющиеся среди паствы слухи, что именно Никколо вызвал чуму, опустошающую сейчас Ломбардию и соседние земли.
— Этого не может быть, святой отец. Я съезжу к Никколо — уверен, это все наговоры! — Томмазо пытался сохранить спокойствие, а в его голове застучало молоточками: «Манускрипт! Проклятый манускрипт!»
— Поезжай, а я уже назначил инквизитором фра Бруно из францисканского монастыря, и вчера он отправился по приглашению епископа Петра в Павию расследовать это дело. Да поможет ему Бог!
Томмазо чуть успокоился: фра Бруно, успешного теолога и неистового поборника веры, он знал, правда, недостаточно близко, но рассчитывал найти у того понимание.
— Перед тем как отправиться в путь, поясни мне, как твой брат, никогда и ни в чем подобном не замешанный, вдруг стал чернокнижником? Не сыграла ли в этом роль твоя поездка в Базель? — Взгляд Папы пронзал Томмазо не хуже клинка. — Или ты оттуда что-то привез и забыл мне отдать?
— Святой отец, мой брат — истинный христианин и верный католик! — Томмазо постарался придать твердости своим словам. — А те, кто на него наговаривает, пусть поберегутся! Из Базеля я ничего не привез, за исключением вшей, подхваченных в местной тюрьме.
— Мне нравится твоя убежденность — иди с Богом! — И Папа отпустил Томмазо, уже не надеявшегося выбраться отсюда невредимым.
На следующее утро была Назначена встреча с Катариной, но теперь надо было срочно ехать в Павию, встретиться с фра Бруно. Томмазо решил через Сесилию передать Катарине известие о своем отъезде в Ломбардию, надеясь, что скоро вернется…
На выходе из дворца его остановил церемониймейстер Агостиньо Патризи и увлек к себе, чтобы похвалиться полученным из Бургундии вином.
— Мирская слава мимолетна и быстро растворяется, как дым от костра. — Агостиньо с довольным видом рассматривал на свет золотистый напиток в бокале. — Только что получено известие о том, что швейцарцы при Нанси в очередной раз одержали победу над герцогом Бургундским Карлом Смелым. Герцог в этой битве погиб. Осталась лишь «magni nominis umbra» [18] .
Томмазо выпил из вежливости два бокала вина, на вкус показавшегося ему не таким уж хорошим, как его расхваливал Агостиньо, и поспешил домой. Ему не удалось переговорить с Сесилией, не оказавшейся в условленное время на площади Рынок, и он пожалел о зря потраченном времени. Он ощутил недомогание, его стало лихорадить, тошнить, но, несмотря на недуг, он в сопровождении двоих слуг отправился в Павию. Однако уже через два часа болезнь выбила его из седла, и перепуганные слуги отвезли его на постоялый двор. Томмазо становилось все хуже и хуже, усилия местного лекаря ни к чему не привели, и вскоре пришлось звать священника, чтобы тот принял последнюю исповедь и соборовал отходящего в мир иной. Томмазо ди Кавальканти умер в страшных мучениях — все его внутренности сжигал неведомый огонь, и он ожидал смерть, как избавительницу. В последние мгновения в его затуманенном сознании возник образ хохочущего Арджиенто, радостно вопившего: «Рукопись убила тебя, как убила меня, и убьет твоего брата!»
Известие о смерти Томмазо ди Кавальканти не вызвало удивления у церемониймейстера Агостиньо Патризи, поспешившего доложить об этом Папе. Тот немного помолчал и затем поинтересовался:
— А пособница блудницы — какова ее участь?
— Сесилия Леоне вчера вечером недалеко от палаццо подверглась нападению разбойников, изрезавших ее ножами. Графиня Катарина, ее кузина, в безутешном горе — они вместе выросли и очень дружили.
— Пришли ее завтра ко мне — я ее утешу, — жестко произнес Сикст IV. — Граф Риарио ни о чем не догадывается?
— Нет, ваше святейшество. Все это умрет вместе со мной.
— Смотри, Агостиньо, чтобы это не произошло в скором времени из-за твоего языка…
Через полтора месяца из Павии вернулся инквизитор, фра Бруно, привезя пухлые папки дел на десяток еретиков, но пребывая в ужасном настроении. Главный подозреваемый — колдун Никколо ди Кавальканти — избежал допросов инквизиции, скончавшись от моровой язвы до истечения месячного срока, даваемого еретикам и колдунам для добровольного покаяния в своих черных делах. Чернокнижник Бертольдо Муни непостижимым образом сбежал, унеся с собой дьявольский манускрипт, за которым он и покойный Кавальканти, по показаниям слуг, просиживали и днями и ночами. Организованные инквизитором поиски ни к чему не привели.
Бегут минуты в никуда,
Все дальше, дальше от тебя.
Все ближе к пропасти и неизвестности.
Позабытый шлягер прошлых лет, несмотря на звучащую в голосе невидимой певицы Фриды тревогу, лишь сотрясал воздух, ускользая от сознания, смысл терялся в музыкальном ритме. Несмотря на дневное время, зал небольшого кафе «Аризона», расположенного в полуподвале, был полон. Владельцем кафе был девичий дуэт второго эшелона шоу-бизнеса, украсивший своими фотографиями все свободные стены, но для популярности кафе большее значение имело его расположение — рядом с элитным вузом, Институтом международных отношений.
Троица приятелей, выбравшись сюда в обеденный перерыв, еле нашла свободный столик в дальнем углу зала. По законам природы, не терпящей однообразия и монотонности, все трое внешне и внутренне резко отличались друг от друга, а общим для них было лишь одно — желание стать успешными.