Когда Эльвира открыла дверь, Леониду стало понятно: она одна, и то, что говорила о своем нездоровье, — не преувеличение. Под глазами круги, явно уставшая, поникшая. Ее вызывающая красота поблекла, как сходит прошлогодний загар, как, умирая, вянут цветы. Увидев его, на мгновение оживилась, побежала в ванную краситься, и когда вернулась, то стала немного напоминать себя прежнюю. Но все равно чувствовалось: произошло что-то надломившее ее.
— Похоже, до сих пор болеешь? Врача вызывала? Какой диагноз? — выстрелил словами Леонид, выказав мнимое участие; протянул коробку конфет и бутылку коньяка.
— Врач не поможет, — ушла от ответа Эльвира и поспешила в кухню готовить чай, нарезать лимон.
— Почему врач не поможет? — вяло поинтересовался Леонид.
— Потому что я его не вызывала и идти в больницу не собираюсь.
— В таком случае твое дело безнадежное, — улыбнулся Леонид. — Мне бокал не ставь — я за рулем и сегодня должен ночевать дома.
— А я выпью. Хорошо, что ты принес коньяк, — хочется напиться до чертиков и забыться.
— Почему такое упадническое настроение?
— Жизнь — дерьмо, когда будущее закрыто.
— Что с тобой? Ты молодая, красивая. Это нервы — успокоишься и все увидишь в более приятном свете.
— Оптимист… А у тебя в жизни все хорошо, ничего странного не происходит?
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Леонид, вспомнив о снах. В этот момент заиграла мелодия его мобильного телефона.
— Леня, приезжай скорее! — орал в трубку Стас. — Гони ко мне, не теряя ни минуты!
— Уже проспался или принял новую дозу? — поинтересовался Леонид: желания ехать к приятелю у него не было. — Может, отложим встречу на завтра?
— Ты идиот! Какое завтра?! Завтра может и не быть! Приезжай поскорее — это и в твоих интересах!
— Ладно, буду через полчаса, если нигде не застряну. Впрочем, сейчас поздно и «пробок» не должно быть.
— Жду. — И Стас отключился.
Эльвира пристально посмотрела на него.
— Уезжаешь? Бросаешь меня одну с моими фобиями?
Леонид твердо произнес:
— Я не брал на себя никаких обязательств по отношению к тебе: мы встретились-расстались. А то, что переспали, так с кем не бывает… Хотя, скажу честно, — мне было очень хорошо с тобой… Но, как видишь, мне надо спешить к товарищу: у него какие-то проблемы.
— У меня тоже проблемы, но я тебе не товарищ, — выдохнула Эльвира. — Сигареты есть? А то мои закончились и сил нет выйти в магазин.
— Ты забыла — я не курю, и сигарет у меня нет. Я приехал, чтобы увидеть тебя и…
— Вот — увидел. И?
— Спросить: твой муж никогда не упоминал имя Кассандра?
— Упоминал?! Он ею бредил, и, похоже, именно она свела его в могилу.
— Кто она?
— Ты же спешишь! Твой друг в беде, а ты тут слушаешь мои басни, — с иронией произнесла Эльвира.
— Ты права. Завтра приеду к тебе вечером и, возможно, останусь до утра. По крайней мере, так планирую. — Это решение Леонид принял только сейчас.
— Планирую… — с усмешкой сказала Эльвира. — А почему ты не спрашиваешь, хочу ли я этого?
— Спрашиваю: хочешь ли ты, чтобы я завтра у тебя заночевал?
— Отвечаю: да, хочу! Завтра и все последующие дни!
— Так далеко планировать может лишь провидец… или Кассандра, — неожиданно для себя закончил Леонид.
Лицо Эльвиры скривилось, как от лимона, на мгновение ему показалось, что она заплачет, но она справилась с собой.
— Иди… или оставайся.
Леонид поднялся, тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, как трудно ему далось это решение, и пошел к двери.
* * *
Приятель Леонида жил на Подоле, в полуподвале, где в советские времена была его мастерская. Квартиру Стас оставил второй жене, Норе, и дочке, а когда напивался, что происходило с ним регулярно, то, под конец изливая душу, всегда твердил одно и то же: сомневался, что Юленька — его дочь, так как ее группа крови и резус не совпадали ни с его, ни с жены показателями. Грозился сделать анализ ДНК, чтобы узнать правду об «этой потаскухе Норе». Леонид его успокаивал как мог, напоминая, что они расстались не из-за того, что Нора гуляла, а из-за того, что он не мог себя перебороть — отказаться от пьянства и случайных связей. Тогда Стас начинал оправдываться, говорил, что выпивка ему необходима как человеку творческому, чтобы можно было отключиться от повседневности и дать взлететь мысли. Что касается муз, то он считал, что их надо регулярно менять, иначе будет полный застой в творчестве. И половой акт его интересовал не сам по себе, а как возможность узнать человека получше, изнутри.
Стас обладал незаурядной и впечатляющей внешностью: плечистый, грузный, с большим животом, что скрадывало громадный рост — он был на полголовы выше Леонида, с вечно немытыми длинными темными волосами, заплетенными в косичку и стянутыми простой резинкой сзади, с черной окладистой бородой, в которой уже серебрилась седина, хотя он только три года назад преодолел сорокалетний рубеж.
Мастерская Стаса представляла собой две небольшие комнаты в полуподвале с окнами, забранными решетками и выходившими в приямок. Посредине комнаты, которая была и мастерской, и гостиной, и спальней для гостей, решивших заночевать, стоял большой многофункциональный стол — вершина конструкторских талантов Стаса. При необходимости и с помощью незамысловатых механизмов он превращался в громадный мольберт, становился то кульманом, так как в «застойные» времена Стас часто подрабатывал конструктором-чертежником, то кроватью для гостей, а то и столом во время дружеских попоек.
Также в этой комнате находилось два шкафа, полных разнообразных инструментов, баночек-скляночек с непонятным разноцветным содержимым, старых, наполовину использованных тюбиков с краской, обрезков картона и прочего хлама. Тут можно было найти граненые стаканы, грязные тарелки, алюминиевые вилки и ложки. Несколько табуретов и самодельных скамеек позволяли разместить вокруг стола полтора десятка гостей.
Вторая комната, «спальня-нирвана», как ее называл Стас, была увешана картинами, которые еще не успел или не захотел продать художник. Здесь стояли большой допотопный платяной шкаф «под орех»; софа с двумя поломанными ножками, вместо которых были подставлены кирпичи, и вечно неубранной несвежей постелью, обычно громоздившейся живописной кучей; высокий металлический кальян под старину, весь в синей изоленте, призванной обеспечить необходимую герметичность, с двумя деревянными мундштуками, вставленными в гофрированные трубки.
Несмотря на поздний час, улицы были полны автотранспорта, и хоть не было пробок, «тянучек» хватало. Всю долгую дорогу с Борщаговки, где находилась квартира Смертолюбова, Леонид размышлял то об отношениях с Эльвирой, то о странных видениях, посещавших его в ночные часы. Впечатления от недавнего путешествия по подземной «дренажке», еще недавно переполнявшие его позитивными эмоциями, отступили на второй план, съежились, поблекли.