На зоне вор-рецидивист по прозвищу Чуб, имеющий за плечами не одну ходку, заметив состояние подъема, овладевающее Глебом после посещений Ольги, рассмеялся и поделился житейским опытом: самка, которая выслуживается перед мужиком, попавшим на нары, на воле обычно «тянется» с кем попало. Это у нее просто комплекс вины перед ним, но вскоре она привыкнет к новому положению, а о нем забудет. Положит на него, как он выразился.
Глеб был готов вцепиться в эту ухмыляющуюся рожу, тогда еще силы были, но сдержался. Подразнив его еще несколько дней, Чуб отстал и переключился на другого новенького, а у того оказались нервы послабее. Тогда, подключив «подельников», втроем в сортире они «проучили борзого», затем неоднократно возвращались к «учебе». Глеб понял, что это у них вроде развлечения, и поэтому старался даже не встречаться взглядом ни с кем из них.
Лазарет был избавлением от тяжелого, бессмысленного труда и ежеминутных унижений и, по всей видимости, станет его последним пристанищем на этом свете.
Оля часто приходила к нему во сне, беседовала с ним, жалела и всегда обещала забрать его отсюда. Он просил, чтобы она не покидала его. Она твердо обещала это, сдерживала свое обещание, появляясь в последующих снах. Порой ему казалось, что он живет во сне, а наяву ему снится кошмар. Как ему хотелось навсегда остаться во сне, где ему было лучше, чем в жуткой реальности! Все друзья, знакомые, сослуживцы отказались от него, вычеркнули из своей жизни, словно его и не было. Оля стала единственной ниточкой, связывающей его с прежним миром. Ему казалось: порвись эта ниточка — и он в тот же миг умрет. Хотя смерть его уже не страшила, в последнее время он все чаще думал о ней.
Силы совсем оставили его, и он уже не вставал, лишь изредка нащупывал под кроватью утку, которую пока еще мог поднять дрожащими руками.
Услышав звук отпираемой двери, Глеб горько усмехнулся: было пустыми хлопотами закрывать дверь на ключ, в таком состоянии он не смог бы пройти и десяти шагов без посторонней помощи. Толстяк санитар Петя заслонил своей жирной тушей дверной проем.
— К тебе гости. Двоюродная сестра с теткой. Впустить, что ли? — и, не дожидаясь ответа, посторонился, пропуская незнакомую черноволосую девушку с темными усиками, в светлом платье и надетой поверх него кремовой кофте и сгорбленную старушку во всем темном, похожую на тень.
«Двоюродная сестра и тетка? Да у моих родителей не было братьев и сестер, так откуда этим родственникам взяться?» — подумал он и тут с удивлением узнал в девушке Галю, которая помогла ему выбраться из Ольшанки в тот памятный день, перевернувший всю его жизнь. С момента их последней встречи она краше не стала, да и сам он сейчас был не «красавéц» — невольно вспомнилось любимое выражение Степана.
Увидев его в столь плачевном состоянии, Галя чуть не прослезилась, но все же сумела сдержать слезы.
— Здравствуйте. Вот мы с теткой Анысей решили вас навестить, гостинцы привезли — свежие яички, — сказала Галя.
— Ладно, я пойду. Час, и не минутой более, — бросил Петя, уходя и закрывая за собой дверь на ключ.
— Что в мире случилось, раз у меня появились родственники? — спросил с насмешкой Глеб.
— Спокойненько лежите, сейчас все вам расскажу, не волнуйтесь, — скороговоркой произнесла Галя.
— Слушаюсь и повинуюсь.
— Знаю, что вы не виноваты в смерти Мани, знаю и убийцу. Ну, это после, а начну с того, что произошло значительно раньше. Знаете, в селе боялись бабы Ульяны и ее дочки Ольги.
— Я знаю об Ульяне, мне Маня об этом рассказывала. При чем тут Ольга? — Глеб поморщился.
— Об Ольге тоже после. Так вот, бывало, на кого баба Ульяна глаз положит, — молодой ли, старый, женатый, холостой, тот сразу начинает сохнуть от любви к ней.
— А она подпитывалась их энергией, выглядела молодо, и все они плохо кончили свою жизнь, — иронично подсказал Глеб.
— Да. Именно так. Когда Олька подросла, последний класс заканчивала в школе, то втюрилась она в моего братца Василия. Он немного постарше вас будет, да вы его знаете… Знали… Писала она ему записочки, ходила за ним тенью, всякая там девичья мура, — покраснев, сказала она, — а у него уже была зазноба. Бедовая бабенка из соседнего села, замужняя, но муж запойный пьяница. Это если мужик начинает пить, то пьет неделю и все тащит из хаты. Она, значит, во все тяжкие. Назло ему. Море по колено. Ну а Василием крутила, как хотела. Ольга, закончив школу, поехала в город учиться. — Глеб кивнул. — Первые три года, как приезжала на летние каникулы, так братца не могла застать, тот все по работам бегал: на машину собирал. За это время много событий произошло: бабенка вдовая стала, мужа и дочь похоронила, утихомирилась. Посчитала, что прогневила Господа нашего, вот он ее и наказал. Ну а с Василием уже совсем по-серьезному у них пошло, тому тоже надоело парубковать. Машину купил. Аккурат осенью свадьбу хотели сыграть, чтобы все как у людей. Засватал уже зазнобу, та и в село наше переехала, хату купила. Я туда должна была перейти — негоже Василию в приймах быть. А тут Олька приехала на каникулы, и свадьба расстроилась. Тут уж он сам втрескался в Ольку. Ни с того ни с сего и до беспамятства. Та вначале довольная ходила, а когда он сватов прислал, гарбуза ему передала. Стала вертеть им, как хотела, почище той, прежней. Ну а сама училась в городе. Одну учебу закончила, вторую начала, в аспирантуре, значит. Потом что-то не сложилось у нее. А Васька все ждет ее. Вдруг до Василия слушок доходит, что она замуж вышла. Василий, горячий как огонь, хватает охотничье ружье и в город. Слава Богу, не имел адреса, а то беды бы не миновать. А тут она сама приехала и с Василием переговорила, не знаю о чем, только немного успокоился он. Вскоре она сама стала вдовая — мужа похоронила. Васька к ней, она ему: куда спешишь, еще года не прошло, что люди скажут. Ждет Васька. Тут она снова замуж собирается — за вас, значит. Опять Ваську успокоила. Снова он ждет, а чего — непонятно! Бывало, когда без вас приезжала, так Василий в те дни и домой не являлся ночевать. А то повадился сам к ней в город ездить, благо недалече. Поздно возвращался. А она связь с ним поддерживала: то телеграмму на почту, то через Нинку-секретаршу из конторы весточку передавала.
Глеб вдруг вспомнил, как иногда Ольга допоздна задерживалась, говорила, что у подружек заболталась, а у него это ни малейших подозрений не вызывало. Верил он ей, а может, был очень работой увлечен…
— В тот день, когда баба Ульяна умирала, он поехал в город и привез Ольку в село. Была она там до самой смерти бабы Ульяны, упокой ее душу, Господи.
— Выходит, Ольга была в селе до самой смерти матери? — переспросил он Галю.
— А как же. По поверью, когда колдунья умирает — а баба Ульяна ею была, — черти не забирают ее душу и заставляют страшно мучиться, пока она не передаст свои секреты преемнице. Мучилась, болела баба Ульяна долго, а как передала — и смерть легкую получила. Так вот, баба Ульяна передала все, вместе с книгой колдовства, Ольке. Василий это видел. В первую ночь, когда вы приехали на похороны, Олька позвала Василия и закрылась с ним в бане. Тот потом обмолвился, что она пыталась заклинаниями заиметь власть над духом умершей матери, а он ей помогал совершать обряд. И на следующую ночь, когда бабу Ульяну похоронили, — а теперь у Ольги была свечка из гроба и земля с могилы покойницы — все у нее получилось. Брат говорил, страшно на это было смотреть.