— Я помогу, — кивнул Фоас. — Попрошу разрешения у Скила отвезти дары его брату, а ты поедешь со мной. О чем ты будешь говорить с этим варваром?
— Каждый рядовой воин мечтает стать военачальником. Октамасад находится в шаге от главенствующей роли царя, и только Скил ему помеха. Расскажу ему, как сделать этот шаг, не делая его.
— Ты говоришь загадками. Ты хочешь его посвятить в наши планы? — встревожился Алкмаон. — Он все же брат царя.
— У царей нет братьев, а есть только претенденты на царство. Но не беспокойтесь — в наши планы я его посвящать не буду. Лишь попрошу задержаться здесь, так как воздух этих мест чрезвычайно целебен — особенно по утрам.
— Ты или очень ловок, или безумен, — с неудовольствием произнес Идоменей. — В обоих случаях я не хотел бы иметь с тобой дел.
Мнения членов Совета разделились, разгорелся бурный спор. Одни предлагали изгнать Спартока и жить, как прежде, другие давали шанс Спартоку довести дело до конца. Спор решило голосование — с перевесом в один голос победили те, кто поддерживал Спартока.
* * *
После пира в честь приезда царя скифов, когда Фоас и гости удалились, Скил, разгоряченный вином, нетерпеливо схватил Ириду, собираясь поскорее предаться любовным утехам. Всегда покорная и исполнительная, Ирида вдруг попыталась отстраниться, хотя сама тяжело задышала, борясь со страстью. Скилу это не понравилось, он, схватив ее, перебросил через плечо, словно отвоеванную в бою добычу, и поспешил к широкому ложу. Она стучала кулачками по его спине и что-то говорила, но он ее не слышал.
Только когда он навалился на нее, до него дошел смысл ее слов:
— Не трогай сейчас меня — и совсем скоро ты взойдешь на вершину наслаждения, которого никогда не испытывал! Клянусь Афродитой, ты не пожалеешь, что воздержишься еще какое-то время. Я очень соскучилась и хочу тебя, но то, что нам предстоит узнать, стоит нескольких дней ожидания!
— Что ты задумала? — спросил Скил, размышляя: может, силой сорвать с нее одежды и удовлетворить свою страсть, а уж потом выслушать ее?
Он множество раз брал с боем вражеские селения и города, удовлетворяя свою страсть насилием, но ведь Ирида — не захваченная добыча, а любящая жена, встречи с которой он так долго ожидал. Она всегда в любовные игры добавляла нечто неожиданное, придающее остроту ощущениям. И он решил выслушать ее.
— Через четыре дня наступит последний день праздника Великие мистерии, посвященного Деметре и Коре. Участвующие в нем девять дней до праздника постятся и не вступают в любовные связи, как и на протяжении всего праздника — за исключением последнего дня. Таинства, совершаемые в этот день, придают невероятную остроту ощущениям, так как для того, чтобы отдаться Эросу, участвующий проходит через Страх. Не каждый выдерживает подобное испытание, но кто пройдет его, тот побывает в Элизиуме — стране блаженных душ, где царит вечная весна и время не властно, потому что там правит сам титан Кронос.
— Мне, царю сколотов, ты предлагаешь участвовать в греческом празднике? — презрительно скривил губы Скил.
— На тебе будет маска, а кто под ней — никто не узнает. Я тоже буду в маске. Или ты испугался испытаний? Я слышала, что не всякий воин может до конца пройти их, многие поворачивают назад.
— Возможно, эллин, но не сколот.
Скила начало разбирать любопытство, и он стал расспрашивать Ириду, желая узнать подробности, но та ловко уходила от ответа, а глаза ее смеялись, словно говоря: «Что, испугался, скифский царь, испытания?» Узнав, что инициация будет проходить за городом, в подвале храма Деметры, Скил дал свое согласие.
— Мой супруг, не переживай! Пусть в эти дни и ночи ты не получишь меня всю, но удовольствие ты испытаешь. — Ее взгляд, полный страсти и любви, заставил сурового царя сдаться.
Октамасад хмуро наблюдал за тем, как солнце медленно встает над землей, изгоняя прочь ночную прохладу. Он провел бессонную ночь, что было на него не похоже — даже перед битвой он спал глубоким сном, как медведь в берлоге зимой. Стоило ли так волноваться из-за сказанного фракийцем с лживым языком эллина?
У него вновь зазвучали в ушах слова фракийца: «Вот вы, скифы, смеетесь над нами из-за того, что во время служения Дионису нас охватывает божественное исступление. А теперь и ваш царь принял этого бога: он не только совершает таинства, но и безумствует, будто одержимый божеством. Если вы не верите, то идите завтра за мной, и я вам покажу!» «И этот наглец не побоялся рассказать мне! Как бы я ни ненавидел Скила, но эти слова — явная ложь!»
Октамасада удивило то, что он после таких речей не приказал вырвать язык у лживого фракийца. Наверное, демоны ночи наслали на него туман, раз он смог стерпеть подобное! Но в глубине души Октамасад знал причину. В нем тлела надежда, что услышанное правда, и тогда для него это шаг к власти верховного царя. Надо только правильно воспользоваться тем, что сказал фракиец.
Сегодняшнее утро все разъяснит, и если фракиец вздумал шутить, то он здорово просчитался — Октамасад найдет его, пусть даже тот забьется в самую глубокую норку в степи. Найдет и накажет, чтобы и другим неповадно было. И греку Фоасу достанется — Октамасад не посмотрит на то, что тот отец жены Скила.
Царь Октамасад вместе со своими телохранителями и жрецами энареями находился возле городских ворот Нижнего города. За его спиной ласково шумел голубыми водами Понт Эвксинский [22] , что совсем не отвечало его названию. Октамасад смотрел на стены Ольвии, а в его воображении уже плыли картины, как он приступом берет этот город. Штурмовые лестницы, зарево пожарищ, стоны раненых и крики победителей — сколотов, отчаяние обреченных жителей. Его охватило радостное возбуждение, какое он испытывал во время битвы, когда чуял запах крови. Он уже не знал, сколько скальпов врагов украшало круп его коня, сколько кубков было сделано из их черепов. Хотя каждого убитого он помнил, особенно выражение лица, когда душа покидала тело.
— Брат мой, что случилось? Зачем ты вызвал меня? — услышал он за спиной голос Орика.
Октамасад не любил младшего брата, предполагая, что, если со Скилом случится несчастье, Совет старейшин изберет верховным царем именно его, и лишь из-за происхождения, как сына сколотки Опии. А он слишком молод и неопытен, чтобы стать царем… Только помощь богов могла дать верховную власть ему, Октамасаду.
— Полюбоваться восходом солнца. Смотри, как оно блестит, — ярче золота. — Октамасад стоял в прежней позе, даже не повернувшись к младшему брату.
Орик удивленно посмотрел на среднего брата — не обезумел ли он? Вначале срочно послал гонца с требованием, чтобы он немедленно сюда приехал, а теперь говорит непонятные вещи. Уж не болен ли Октамасад?
— Это Гелиос выезжает на своей золотой колеснице, о цари скифов! — раздался почтительный голос, и Орик увидел незаметно подошедшего чернобородого мужчину в одежде фракийца. Странно, что охрана Октамасада так просто пропустила его сюда!