— Простите меня за мою назойливость, но вы обещали угостить меня чаем…
— Вот какая я негостеприимная хозяйка! — Инна горестно вздохнула и вышла похлопотать у самовара.
Василий Иванович закрыл чемодан и спрятал ключ в карман. Почаевничав с полчаса, он отправился домой.
Его раздирали сомнения — не слишком ли он доверчив? Может, не стоило оставлять чемодан у Инны? А если он ошибается в ней, и она до послезавтра исчезнет вместе с этим золотом, а ему самому придется расхлебывать кашу, которую он же и заварил. Не проще было бы самому забрать чемодан, что он и предполагал сделать вначале?
Внутренний голос напомнил: но ты же хочешь спасти эту женщину!
* * *
Время для Василия Ивановича тянулось мучительно медленно, его продолжали грызть сомнения в правильности своих действий. Ведь в случае бегства Инны задуманный план разваливался, как карточный домик, и тогда ему угрожала бы опасность. Но в назначенное время опечаленная Инна пришла вместе с чемоданчиком и подписала протокол о явке с повинной, не читая.
Василий Иванович пригласил понятых и своего начальника отдела. В их присутствии вскрыли с помощью ножа замки чемодана и обнаружили внутри золото, на которое составили опись. Золото забрали в хранилище, а Василий Иванович вызвал к себе подследственного Свирида Коржунова.
Увидев на столе чемодан, Свирид сразу понял, что его провели:
— Ты возомнил себя очень умным?! Я уверен, что среди этих золотых вещей нет скифской короны!
— Вот явка с повинной твоей бывшей любовницы. Она, как истинный советский гражданин, узнав о твоем аресте, сдала вещи, которые ты хранил у нее. Вот опись вещей из чемодана, изъятых в присутствии понятых. Только никакой короны там не было! Ты думал меня, коммуниста, купить?! — заорал Василий Иванович и влепил Свириду пощечину. — Расследование твоего дела практически закончено! Конвой! Увести!
Коржунов начал писать жалобы, обвиняя Василия Ивановича в присвоении скифской короны. Но тот представил руководству заключение историков, специалистов по скифской культуре о том, что у скифского царя не было короны и что уже имел место конфуз и даже международный скандал из-за ее подделки. Василий Иванович имел безупречную репутацию, было известно, что он ведет очень скромный образ жизни. Полагая, что враги-контрреволюционеры горазды на всякие выдумки, лишь бы очернить честных работников, такое обвинение никто всерьез не воспринял.
Через неделю по решению «тройки», заседание которой проходило в бывшем Институте благородных девиц, Свирид Коржунов-Коржунский был приговорен к высшей мере революционной защиты — расстрелу. Через два часа после вынесения приговора его отправили в подвал. Без сапог, босиком, в одном исподнем, он спустился по холодным ступенькам, ощущая, как его сердце замирает от ужаса. Он был готов рыдать, ползать на коленях, целовать сапоги своих палачей — лишь бы остаться в живых. Ему вспомнилась Одесса и череда расстрелов, когда голые люди, без учета половой принадлежности, входили в гараж, чтобы остаться там навсегда. Вспомнилось, как одни падали будто подкошенные, других приходилось добивать. Затем конвойные укладывали трупы штабелями, прикрывали брезентом и уходили, чтобы вернуться с новой партией обреченных.
Страх вынуждал его что-нибудь делать: молить, убеждать, но тот же страх парализовал волю, не позволяя что-либо предпринять. Ему вспомнился старик ювелир и его предупреждение в отношении скифской короны. У него появилась уверенность, что если бы он не настоял на расстреле последней партии арестованных, когда беляки уже входили в Одессу, то не оказался бы сейчас в расстрельном подвале. Но время не повернешь вспять!
— Иди вперед! — грубо приказал сержант госбезопасности.
«Куда?! Ведь впереди стена!» — хотел спросить Свирид, но губы у него задрожали и он не смог вымолвить ни слова.
Он начал считать шаги. Один, два… На третьем шаге пуля из нагана пробила в его черепе аккуратную дырочку и застряла в мозгах, принеся ужасную боль, паралич дыхательных путей и лишь затем остановку сердца. Эта страшная боль терзала его бесконечно долго, и он успел осознать, что расстрелянные умирают не сразу, а в жутких мучениях, так как время в определенные моменты растягивается подобно резине.
* * *
Василий Иванович сделал все, чтобы спасти Инну, и его заступничество помогло — связь с врагом народа не повлияла на ее дальнейшую жизнь. Он продолжал ее навещать, помогал продуктами, советом, заботясь о ней, как о близкой подруге своего погибшего «товарища». Она привыкла к нему и даже радовалась встречам — ведь одиночество страшнее самого жестокого наказания. Через год она переехала к нему жить, и они расписались.
Иногда, когда Инны не было дома, Василии Иванович доставал из потайного ящика секретера старинный золотой обруч и любовался им. Он был доволен собой — благодаря ловкости, смелости и хитрости ему удалось сберечь для себя скифскую диадему. Ведь в тот вечер, пока Инна возилась с самоваром, он достал золотую диадему, обмотанную материей, из чемодана и вновь закрыл его на ключ. Диадему спрятал в портфель. Вскрытие чемодана в присутствии понятых сняло с него возможные подозрения.
Василий Иванович начал тайком посещать библиотеки и даже принялся писать научную работу о скифской диадеме — царской регалии, заранее зная, что никогда не решится издать этот труд. Иногда ночами ему снилась бескрайняя дикая степь и мчащееся по ней скифское воинство, несущее смерть. Он даже различал среди них их предводителя — царя.
Золотая диадема вызывала в нем противоречивые чувства. С одной стороны, он был безгранично рад, что владеет ею, и лишь сожалел, что не может продемонстрировать ее научному миру, с другой стороны, она внушала ему страх. Почему — он не знал. Почему-то он был убежден в том, что если бы Николай не примерил золотую диадему, то остался бы жив.
Леонид Павленко шел неторопливым, прогулочным шагом, хотя дел у него было невпроворот, как и положено следователю райотдела. Нет, ему не был присущ пофигизм в отношении работы, скорее наоборот. И не в том было дело, что через два месяца он выходил на пенсию и следовало готовить себя к иному ритму жизни. Причина была прозаическая — он страдал избыточным весом. Увлечение в молодости тяжелой атлетикой, в результате чего он нарастил внушительную мускулатуру, со временем стало его бичом. Образ жизни следователя, когда много нервничаешь, суетишься, неправильно питаешься, да еще отсутствие физических нагрузок, к которым организм привык, привело к тому, что к сорока пяти годам он нарастил не менее внушительный слой жира.
За острый ум и впечатляющие физические данные коллеги по работе прозвали его Ниро Вульфом, проводя аналогию со знаменитым частным детективом из романов Рекса Стаута. В отличие от своего знаменитого прототипа, у которого на побегушках был Арчи Гудвин, отличавшийся хорошей спортивной формой и крепкой головой, способной выдерживать удары любой силы, у Павленко помощника не было. Ему приходилось все делать самому и находить выход из всех положений. Вот и сейчас, когда в райотделе все оперативные автомобили оказались на выезде или в ремонте, ему к месту происшествия пришлось идти пешком. Можно было потянуть время и в конце концов дождаться транспорта, но у Павленко обязательность была заложена в генах, и он, ругаясь про себя, отправился в путь.