Сделав глоток кофе — слишком горький, без сахара, — почувствовал острое чувство голода и вспомнил, что последний раз ел только рано утром в придорожном кафе.
«Решено — не поеду в Африку! Пусть она катится ко всем чертям! Сейчас поеду к этой девчонке, заберу сверток с маской, сниму до утра номер в гостинице, расположенной в центре, и завтра вернусь в Симферополь. Обедать здесь не буду — лучше в гостинице. Впрочем, не исключен вариант провести время с Ириной — она девушка видная, не грех с ней поужинать, а может, даже более тесно познакомиться».
Владлен Петрович встал, подошел к барной стойке, взял еще коньяк и плитку шоколада, чтобы обмануть чувство голода. Вернувшись к столику, был неприятно удивлен, вернее, поражен, раздавлен — за ним восседала Марина-Мара за чашкой кофе, вооружившись кривой усмешкой. У него сразу в висках застучали молоточки из-за прилива крови. «Как давно она за мной наблюдает? Выследила ли она меня, когда оставлял пакет в квартире у Маши? Неужели маска Орейлохе уже у нее?»
— Что тебе нужно? — резко спросил он, а сердце в груди замерло от страха: сейчас она рассмеется и сообщит, что маска Орейлохе теперь у нее. Не может быть — ее бы тогда здесь не было!
— Ты сам знаешь, что, — ответила Мара с противной усмешкой.
От сердца у Владлена сразу отлегло — похоже, ей не удалось проследить весь его маршрут следования, по-видимому, поэтому она поджидала его здесь. В голове у него тут же возник план: «Зарегистрироваться на посадку, багаж не сдавать, пройти таможню, но на самолет не садиться. Она подумает, что я улетел, и руки у меня будут развязаны. Переночую в отеле, поезжу по городу — попытаюсь выявить слежку, и если все будет в порядке — рано утром отправлюсь к Ирине за пакетом».
— У меня новость, — сказала Марина, пристально глядя на него. — Ночью обокрали твою квартиру в Симферополе. Вскрыли сейф.
Она сделала длинную паузу, наблюдая за ним, и глотнула кофе.
Он, в свою очередь, допил оставшийся кофе и, чтобы убрать горечь во рту, разломил плитку шоколада и сунул кусочек в рот.
— Угощайся, — предложил ей.
— Спасибо. Не люблю сладкого, — вежливо отказалась она и сообщила: — В квартире маски не оказалось.
— Какая жалость! — посочувствовал ей. — Похоже, она все же хранится в запасниках музея. Зря ты мне не веришь. Не думаешь ли ты, что я ее таскаю с собой? — И кивнул на сумку у ног.
Головная боль у него усиливалась; чтобы расширить сосуды, выпил коньяк и тут же пожалел об этом. В голове зашумело, перед глазами все стало кружиться. Лицо Мары то удалялось, то приближалось. А потом превратилось в расплывчатое пятно. Хотел подняться, но не смог, тело стало чужим, непослушным. Последней мыслью перед тем, как сознание покинуло тело, было: «Чашка кофе оставалась на столе, когда подсела Мара. Неужели она туда что-то подсыпала и я умираю?» Его тело парализовало, он уже не мог дышать и, качнувшись, осел в кресле. Сквозь вату в ушах услышал встревоженный голос Мары:
— Помогите! Человеку плохо!
Он уже не видел, как из-за барной стойки выскочил бармен, вслед за ним подбежала официантка, несколько любопытных столпились вокруг, наблюдая, как ему делают искусственное дыхание, массаж сердца. И никто не обратил внимания на то, что черноволосая девушка взяла сумку, лежащую под столиком, за которым она сидела, и спокойно пошла к выходу. Выйдя из здания аэропорта, Мара подошла к длинному джипу камуфляжной расцветки, на передних сиденьях которого расположились двое крепких ребят, и уселась на заднее сиденье. С нетерпением стала рыться в сумке. На ее лице отражались эмоции: страх, нетерпение, а в итоге разочарование. Когда она закончила поиски, то уже овладела собой. Маски в сумке не оказалось.
— Пусто! — хрипло воскликнула она. — Все прошло, как было запланировано, но маски в сумке нет! Он где-то ее спрятал. Все из-за того, что вы прохлопали его в Симферополе!
— А как нам было играть с ним в догонялки, когда у него новенькая «тойота», а у нас старые «дрова» — «восьмерка»? Даже на этом «дефендере» мы бы за ним не угнались, — окрысился высокий и худой парень по прозвищу Шлем — в честь абсолютно голого черепа.
— Мы же не железные — трое суток его «выпасали». Были уверены, что он полетит этим рейсом — билеты у него были, а он вдруг сорвался среди ночи, — поддержал товарища его напарник, круглолицый и полный, за что имел прозвище Колобок. — Все было готово на эту ночь, но он успел удрать.
— Слишком долго готовились — вот и упустили, — не согласилась Мара. — Я в баре возле него «засветилась», поэтому, Колобок, тебе следует сделать следующее…
Вскоре к зданию аэропорта подъехал автомобиль-фургон, в который погрузили тело археолога, полностью покрытое серой простыней.
— Извините, я его близкий знакомый. Не подскажете, в какую больницу вы его повезете? — спросил круглолицый парень женщину в белом халате.
Та внимательно на него посмотрела и ответила:
— К сожалению, ему больница уже не нужна. В Борисполь мы его отвезем, в морг. На вид такой здоровый, а случился у него инфаркт. Если вы его знаете, то сообщите родным, чтобы приехали за телом. Да и формальности с милицией надо будет уладить.
Вскоре Колобок оказался в автомобиле и доложил Маре о случившемся.
— Что будем делать? — спросил Шлем. — Где искать маску?
— Его тело повезли в Борисполь, надеюсь, в морге не производят вскрытие круглосуточно. Шансы на успех у нас есть — я предусмотрительно подстраховалась, — ответила Мара и рассказала спутникам о своем плане.
Услышав, как дверь открывается с наружной стороны, Иннокентий вытащил браунинг, вышел в коридор и прицелился в дверной проем. Он чувствовал себя здесь как в мышеловке — полуподвальная комнатка с глухим окошком на уровне мостовой, бывшая дворницкая. Если за ним придут, оставалось одно — дорого продать свою жизнь, взять с собой как можно больше «товарищей» на тот свет. Это не значило, что он был фанатичным идейным врагом новой власти, пришедшей с красными дивизиями в Крым. Волею судьбы он оказался по эту сторону баррикад, хотя во время учебы ходил в сочувствующих революционерам и даже помогал им по мере сил.
Во время войны с Германией он в первые же дни сменил студенческую тужурку на офицерскую форму и успел дослужиться на передовой до штабс-капитана, при этом ни разу не получил в боях серьезного ранения, а только пару царапин. Участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве и был неоднократно отмечен наградами. Он с одобрением встретил новость об отречении императора от престола и о провозглашении республики. Среди солдат он пользовался уважением, и его даже избрали в полковой комитет, в котором из офицеров он оказался один. А затем началась вакханалия — фронт практически прекратил существование, вместо военных решений стали приниматься решения политические, и Иннокентий перестал что-либо понимать.
Он вышел из состава полкового комитета, посчитав, что на этом его война окончена. К этому времени у него завязался бурный роман с сестрой милосердия Марией Голодой. Они решили пробираться в Москву к родителям Иннокентия, а потом уже отправиться к маме Марии за благословением, но война распорядилась иначе.