— Кто «она»?
— Лейси.
У Ричардса чуть ноги не подкосились.
— Похоже, ответ утвердительный, — усмехнулся Дойл. — Ричардс, видел бы ты себя сейчас!
— Что тебе об этом известно?
Глаза Дойла полыхали холодным голубым огнем, четко различимым даже на фоне яркой иллюминации стоянки. Ричардс как будто смотрел в фотообъектив в момент открытия затвора.
— Знаешь, я ведь слышал, как она приближается, — проговорил Дойл и поднял глаза на темные силуэты деревьев.
«Грей!»
На Уровне 4 Грей разглядывал в мониторе сияющую фигуру Ноля.
«Пора, Грей, пора!»
Теперь Грей вспомнил, наконец вспомнил все: сны и ночи, которые провел в отсеке, наблюдая за Нолем. Вспомнил его истории, вспомнил Нью-Йорк, первую девушку, потом всех последующих, каждый раз новых; вспомнил накрывающую с головой темноту, бешеный кайф и сладость первого укуса. Он был Греем и в то же время нет, Нолем и в то же время нет, он был повсюду и нигде конкретно. Грей подошел к стеклу.
«Пора…»
«Время — прикольная штука, — думал Грей. — Не в смысле смешная, а в смысле странная». Время оказалось не таким, как он представлял, — не прямой, а кругом, несколькими кругами, один внутри другого, поэтому каждый отдельно взятый миг накладывался на другой и растворялся в нем. Стоило это понять, и все перевернулось с ног на голову. Теперь события будущего вызывали ощущение дежа-вю, потому что в каком-то смысле они уже на самом деле произошли.
Грей открыл шлюз. На стене висел биокостюм, напоминающий бесформенное тело со сломанной шеей. Чтобы открыть вторую дверь, следовало закрыть первую; чтобы открыть третью, следовало закрыть вторую… Кто сказал, что в гермозону можно входить только в костюме — и только по одному?
«Вторую дверь, Грей!»
Грей шагнул во внутренний отсек. Над головой отвратительным цветком висел душ, в углу притаилась камера слежения, однако Грей знал: его никто не видит. Теперь он слышал не только голос Ноля, но и другие голоса. Чьи они, сомнений не вызывало.
«Третью дверь, Грей!»
Надо же, какое счастье, какое облегчение! Какой груз с плеч упал! Он ведь давно чувствовал: плохой и хороший Грей сливаются, образуя нечто иное, неотвратимое — нового Грея, способного прощать.
«Я прощаю тебя, Грей».
Грей повернул широкую ручку. Решетку не опустили, и Ноль тотчас вырос перед ним из мрака. Ртом, глазами, кожей Грей чувствовал его жаркое дыхание и бешеный стук сердца. Грей вспомнил лежащего на снегу отца и заплакал. Он плакал от страха, плакал от радости, плакал, плакал, плакал, а когда Ноль припал к его шее, там, где ближе всего артерия, понял, кто на самом деле был десятым кроликом.
Десятым кроликом был он.
14
Все случилось очень быстро. За тридцать две минуты умер старый мир и родился новый.
— Что ты сказал? — переспросил Ричардс, и в следующий миг услышал — они оба услышали — вой сирены. Громкий атональный сигнал эхом разносился по объекту и, казалось, исходил отовсюду сразу. Означал он лишь одно, самое худшее, то, что в принципе не должно было произойти, — нарушение системы безопасности в гермозоне Уровня 4.
Ричардс украдкой глянул на Шале и, приняв молниеносное решение, поднял «спрингфилд». Только стрелять было не в кого: Дойл исчез.
«Черт подери!» — подумал Ричардс, а потом произнес вслух:
— Черт подери!
Теперь беглецов стало двое. Он обвел взглядом стоянку — вдруг спина мелькнет? Повсюду вспыхивал свет, заливавший территорию неестественным голубоватым сиянием, из казарм доносились крики и топот бегущих солдат.
Да, Дойла придется отложить на потом.
Ричардс пулей влетел в Шале, пронесся мимо охранника, кричавшего ему вслед что-то про лифт, и, едва касаясь ногами ступеней, спустился на Уровень 2. Дверь кабинета оказалась открытой, и через секунду Ричардс уже смотрел на мониторы.
Гермозона Ноля пустовала.
Гермозона Бэбкока пустовала.
Все гермозоны пустовали.
Ричардс включил звук.
— Охрана Уровня 4, это Ричардс. Доложите обстановку!
Тишина, полная тишина…
— Главная лаборатория, доложите обстановку! Кто-нибудь объясните, какого хрена здесь творится!
В ответ раздался чей-то перепуганный голос — кажется, Фортса:
— Их выпустили!
— Кто? Кто их выпустил?
Послышался треск, потом крики, выстрелы и снова крики — так кричат умирающие.
— Черт подери! — раздалось сквозь треск и помехи. — Их выпустили! Уроды уборщики их всех выпустили!
Ричардс запросил видеосигнал с поста охраны на Уровне 3. Возле залитой кровью стены на кафельном полу ничком лежал Дэвис, будто нащупывал отошедший контакт. Тут в зону обзора камеры попал второй охранник, и Ричардс узнал Полсона с пистолетом сорок пятого калибра в руках. За его спиной виднелись открытые дверцы лифта. Взглянув прямо в камеру, Полсон спрятал пистолет в кобуру, вытащил две гранаты, потом еще две, зубами выдернул чеки и швырнул их в кабину лифта. Полсон еще раз посмотрел на Ричардса — голубые глаза остекленели, как у зомби, — приставил пистолет к виску и спустил курок.
Ричардс уже собрался заблокировать уровень, но чуть-чуть не успел. Шахту лифта сотряс взрыв, потом второй, обломки кабины полетели на дно, и свет отключился.
Сперва Уолгаст не разобрал, что именно слышит. Сирена завыла так неожиданно и громко, что на секунду перепутала все мысли. Он поднялся со стула, приставленного к кровати Эми, и толкнул дверь. Герметично закрытая снаружи, она, разумеется, не открывалась. Сирена выла и выла. Неужели пожар? «Нет, — решил Уолгаст, хотя страшный шум мешал думать, — здесь что-то другое, посерьезнее». Он посмотрел на установленную в углу камеру.
— Фортс, Сайкс, откройте дверь, мать вашу!
Где-то рядом затрещали автоматные очереди, приглушенные толстыми стенами. «Вдруг нас освободят?» — с надеждой подумал Брэд, но моментально одернул себя: что за ересь?! Кто их освободит? Прежде чем он успел подумать о чем-то еще, раздался взрыв, за ним — ужасный грохот, затем второй взрыв, еще громче и мощнее первого. Все вокруг задрожало, как при землетрясении, и гермозона погрузилась во мрак.
Уолгаст замер. Кромешная тьма подавляла, сбивала с толку. Сирена перестала выть, и Брэд почувствовал необъяснимое желание бежать. Только куда? Казалось, стены гермозоны раздвигаются и одновременно давят.
— Эми, где ты? Помоги мне тебя найти!
Тишина.
Уолгаст сделал глубокий вдох и задержал воздух в груди.
— Эми, скажи что-нибудь! Пожалуйста, скажи!
За спиной раздался слабый стон.