– С головой?
– Ой нет, с головой не надо!
– Слушаюсь. Ты простыню-то сними.
– Нет, не стоит…
– Да чего уж там! – ласково улыбнулся он. – Снимай, снимай, я тебя потом в нее заверну!
Он сам снял с меня простыню, и не успела я опомниться, как окатил меня ледяной водой.
Я взвыла:
– Ой! Ой!
– Тихо, весь поселок перебудишь! Рано еще! – И он накинул на меня простыню. – Ну как?
– Здорово!
– А еще разок слабо?
– Ничуть!
– Правда?
– Чистая правда.
Он опрокинул на меня еще одно ведро, а потом подхватил на руки и отнес в дом, на кровать, где мы и остались еще надолго. Но в половине десятого он сказал:
– В одиннадцать у меня репетиция.
Мы вдвоем мгновенно прибрались, успели даже выпить кофе с подсохшим лавашом и копченым сыром.
– Куда тебя отвезти?
– До первой стоянки такси.
– Ни в коем случае. Ты где обитаешь? На Сретенке? Я успею. На самый худой конец опоздаю на репетицию на десять минут. Не каждый день все-таки сбывается то, о чем мечтал тридцать лет. Должен заметить, что ушат холодной воды в иных случаях не охлаждает пыл, совсем даже наоборот, ты согласна?
Что это со мной? Я совершенно не в себе. Все время вижу перед собой его глаза, слышу голос, такой красивый, нежный, и по минуткам вспоминаю эту ночь… Наверное, все это зря, ничего хорошего это не сулит, но зачем думать о будущем, надо наслаждаться сегодняшним днем. Хотя, собственно говоря, сегодня наслаждаться я могу только вчерашним днем, да и то не днем, а вечером. И ночью. И ранним утром с ушатом холодной воды. А сегодня – после репетиции у него запись на телевидении, вечером спектакль, а после спектакля он уезжает в Петербург, где снимается в очередном сериале. И вернется только через два дня. Но обещал звонить. А вот Рыжий что-то не звонит. Хотя зачем мне Рыжий? Но все-таки, почему он не звонит? Странно, наверное, решил, что погорячился… Ну и прекрасно. Но что мне делать, куда себя девать? Я хотела вечером пойти в театр, посмотреть на Костю, но он мне категорически это запретил.
– Не смей, – сказал он. – Я не хочу, чтобы ты видела меня в этом спектакле, не люблю его. И вообще не смогу играть, если ты будешь в зале. Не вздумай прийти тайком, я тебя все равно учую и провалюсь. Поклянись, что не придешь.
Пришлось торжественно поклясться. Сидеть дома просто не было сил. А я ведь толком и не видела Москвы. Пойду погуляю, приведу в порядок мысли и чувства… Я быстренько приняла душ, переоделась и вспомнила, что надо зарядить мобильник. Но его в сумке не оказалось. Где же он? Кажется, я забыла его на даче у отца, потому что у Кости я его из сумки не доставала. Но без телефона я как без рук… И Рыжий наверняка звонил. Пришлось волей—неволей позвонить отцу.
– Папа!
– О, Динь-Динь! Как дела?
– Хорошо, спасибо. Папа, я, кажется, забыла свой мобильник у Мальвины на столе.
– Совершенно верно, я звонил тебе домой весь вечер, но напрасно.
– Да, я очень поздно вернулась.
– Тебя можно понять, он поистине неотразим, твой Костя.
– Папа, это совсем не то…
– Хорошо, хорошо, вот что, Динь-Динь, я скоро еду в город, может, мы пообедаем вдвоем, а? Ты еще не была в «Пушкине»?
– В каком Пушкине?
– Прелестный ресторан на Тверском бульваре. Приглашаю тебя.
– Спасибо, с удовольствием. Мне, кстати, никто не звонил?
– Кажется, нет. Итак, давай в два часа на углу, у магазина «Армения». Договорились?
– Конечно, только не забудь телефон. Положи его в карман прямо сейчас!
– Ты меня держишь за маразматика?
– О нет!
Почему-то после этой ночи встреча с отцом уже не вызывала никаких отрицательных эмоций, и не возникало ни малейшего напряжения. Подумаешь, пообедать с отцом в «прелестном» ресторане, что в этом особенного? И тут зазвонил телефон. Тося Бах.
– Динка, где тебя черти носят? Или просто к телефону не подходишь, а мобильник выключен, что за дела?
– Да замоталась я, Тоська, извини!
– Так и быть. Надеюсь, сегодняшний вечер у тебя свободен?
– Да!
– В таком случае записывай адрес, жду тебя к восьми часам! К ужину.
– Как прекрасно жить в Москве! Обедаю с отцом, ужинаю с подругой! Будет кто-то еще?
– Никого не будет, я просто жажду потрепаться с тобой как когда-то. А завтра можем съездить к моим на дачу, они страшно хотят тебя видеть! Ну все, я помчалась, еще куча дел. В восемь жду! Целую.
…– Ох, Динка, какая ты стала… Сразу видно – иностранка!
– Мне тут все говорят, что я иностранка, даже бабушка! А я совсем себя так не ощущаю. Мне тут хорошо…
– Да, выглядишь ты просто здорово, глаза блестят, и вся какая-то… Ты не влюблена часом? А? Ох, подозрительно… Кстати, тебя вчера Иванишин нашел?
– Да, – как можно безразличнее ответила я. Зачем всей Москве знать про наш роман? Да это еще и не роман. – Я была у отца на даче.
– И что?
– Ничего. Поговорили чуть-чуть, договорились встретиться, когда он вернется из Ленинграда.
– Из Ленинграда! Из Санкт-Петербурга, темнота!
– Знаю, но мне как-то непривычно еще.
И вдруг я поняла, что мне безумно хочется говорить про Костю, что-то узнать о нем, хоть я и понимала, что это ох какой нехороший признак – похоже, я здорово влюбилась. Кто бы мог подумать?
– Слушай, а он что, правда хороший актер?
У Тоськи сделался мечтательный вид.
– А черт его знает, какой он там актер! Но мужик – невероятный!
– В каком смысле? – испугалась я.
– Красив, сексуален и все такое… А то, о чем ты подумала, мне, увы, неизвестно. Я для него только старый товарищ! Но баб у него – тучи!
– Господи, откуда что берется, был просто смазливенький мальчик… Слушай, у тебя есть его фотография?
– Были где-то в журнале, я посмотрю. А ты что это так им вдруг заинтересовалась?
– Просто любопытно, что я в этой жизни упустила.
– Геморрой!
– Что? – не поняла я.
– Геморрой ты в жизни упустила!
– У него геморрой? Откуда ты знаешь?