— Восемьдесят девять кило, — отвечал Антон.
— Хорош дядя! — воскликнул Фома.
— Здоровье позволяет, — скромно сказал Антон.
— Да, материалу на тебя отпущено с запасом! — засмеялся Баграш. — Не видал, друг, машина здесь не проходила, красная?.. Нет? Ну, значит, обошли мы «американца»! — воскликнул Баграш.
— Арбузы ты принимаешь классно, — сказал Бухвостов.
— А ну, как, как это ты? — крикнул Фома и, отбежав немного в сторону, нагнулся, поднял арбуз и запустил в Антона.
Шлеп! Арбуз словно прилип к руке тамады. Кандидов поймал его в полете и уложил в пирамиду.
— Давай, давай! — сказал он добродушно.
Теперь уже Баграш метнул арбуз чуть в сторону. Изогнувшись, Кандидов допрыгнул, и опять арбуз послушно стал в воздухе, у ладони, и мигом был водворен на место.
Пока, забыв обо всем на свете, гонщики бомбардировали Антона арбузами, оттесненного Карасика обступили грузчицы. Они застенчиво пересмеивались. Диковинная лодка, появившаяся с таким шумом, стояла теперь смирно. Девушки подвигались все ближе и ближе. Они жарко дышали в лицо смущенному Карасику. Карасик приосанился. Загорелый нос его рдел.
Рослая, красивая девушка оказалась смелее подруг. Она осторожненько дотронулась рукой до горячего мотора. У нее были прищуренные, с чуть приподнятыми уголками глаза, подпертые круто выведенными щеками, такими загорелыми и глянцевыми, что они напоминали покрытую глазурью выпуклость глиняного горшочка. Платок она сняла. Волосы с чистого, почти безбрового лба были зачесаны назад, и крупный гребешок запустил зубья в тяжелый узел па затылке. У девушки был лукаво приподнятый нос, вдавлинка на подбородке и крупный рот с ребячливо приоткрытыми губами. На верхней губе сидели маленькие капельки пота. Карасик невольно залюбовался доверчиво открытым лицом волжанки.
«Славная девушка», — подумал он.
— Товарищ, — спрашивала девушка, указывая на глиссер, — это для чего она такая сделана?
— Это глиссер, — сказал Карасик, — вездеходное судно.
— И по морю может?
— Сколько угодно! — басом ответил Карасик.
Ему было приятно внимание девушек. Он гордился тем, что девушки обращаются к нему, считают его связанным с этой великолепной машиной.
— А как же она через мель ходит?
— Это особое устройство дна…
— Прямо посуху может?
Карасик расписывал достоинства машины. Пусть просвещаются.
— А летать способная? — спросила одна из девушек.
— При чем же тут летать? — рассердился Карасик. — Это же гидроглиссер, судно, а не самолет.
— А вы кто будете, механик? — спрашивала красивая грузчица.
— Нет, не механик.
— А я знаю, вы кто…
— Ну кто?
— Вы ихний врач, — сказала грузчица.
— Я специальный корреспондент, — отрекомендовался Карасик не без тщеславия. — Понимаете, пишу в газету статьи.
Девушки из почтения даже отодвинулись немножко.
— Вы, стало быть, как писатель? — спросила высокая.
Карасик оглянулся. Гонщики были заняты арбузами.
— Отчасти, — сказал он негромко. — Не совсем, конечно, — добавил он еще тише.
— Груша, ты покажи им свою машинку-то, службу погоды! — закричала, подталкивая подругу, маленькая бойкая девушка. — Она, знаете, какую громанжу сообразила! Погоду по ней гадает. Барометр.
— Ну вас! — замахала рукой высокая.
На шее у нее зарделся пунцовый кружок, потом рядом еще, и вдруг сплошная краска залила ее всю, так что даже слезы заблестели на глазах. И Карасик увидел, что ей очень хочется показать свой барометр.
— Покажите, правда, — попросил он.
Рослая легко растолкала подруг и спрыгнула в дощаник.
— Вот, ну чего тут интересного? Ну, барометр, — сказала она, протягивая что-то Карасику.
Карасик увидел, что на руке у нее вместо часиков дешевый игрушечный компас.
Карасик рассматривал странный прибор, протянутый ему грузчицей. На доске были укреплены шпенечки и выпиленный из тонкой деревянной пластины рычажок. Толстый крученый конский волос шел от рычажка. Деревянная стрелочка ходила по разлинованному от руки диску. На диске Карасик увидел деления: «Дождик», «Холодно», «Будет перемена», «Чудная погода». Сейчас стрелка указывала на дождик.
— Это я в календаре вычитала, — виновато сказала Груша.
— Ну и как, действует? — спросил Карасик.
Груша замялась:
— Действует… только когда как. Когда ветер, дождик, то верно предсказывает, а как солнышко, то, бывает, все равно дождик показывает.
— Очень интересно, — сказал Карасик и вернул барометр Груше.
— Симпатичный какой! — услышал он за своей спиной шепот.
— Чудной только…
— А я таких сроду уважаю, сурьезных.
А в Антона всё летели арбузы. Гидраэровцы увлеклись. Дощаник быстро опорожнялся. Девушки могли сегодня отдыхать — гонщики швыряли арбуз за арбузом. Кандидову приходилось ловчиться. Он то приседал, принимая у самой палубы тяжелый кавун, то легко возносился вверх, доставая проносившееся над головой зеленое полосатое ядро. Легко, точно отзывалось все его тело на самый каверзный бросок. Тамада стоял молодцом. Футболисты Гидраэра сами запарились. Они смотрели на Антона как зачарованные.
— В футбол давно стучишь? — спросил Фома, отдуваясь.
— Я сроду в футбол не играл, — усмехнулся Антон.
— Откуда же у тебя техника такая? — изумился Бухвостов.
— От выгрузки. Я эту самую петрушку три года изучаю. Мы по арбузной линии знамя имеем.
— Нет, как ты хватку такую выработал?
— Обыкновенно как. Беру его, значит, с пришлепом или на подхват, а спускаю на пупа — и всё.
— На пупа?.. — восхитился Фома.
— Слышь, как тебя звать?
— Антон Кандидов, тамада.
— Кандидов! — закричал Фома. — Это, значит, твои арбузы по Волге плавают? Очень приятно.
— Фома, опять? — закричал Бухвостов.
— Как же ты при таких способностях и не играешь? — удивился Баграш.
— Не приходилось.
— Чудило ты! — воскликнул Фома и покосился на Бухвостова. — Из тебя же мировой голкипер вышел бы!
— Ну, уж мировой… — протянул Антон.
— Верно, товарищ Кандидов! Я тебя в свою бригаду устрою. Так натренируем — первый сорт!
— Мы бы тебя, Антон-тамада, на весь мир прославили. У тебя реакция на мяч — тьфу, на арбуз то есть! — прямо редкая!