Миссия доброй воли | Страница: 4

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Агеев кивнул. Потом промолвил:

– Он должен передать координаты? Галактические координаты мира, который вы ищете?

– Нет. – Нерей сделал жест отрицания. – Координаты – осмысленное сообщение, а вы сами сказали, что он не телепат. И вряд ли хапторы проинформируют его, под каким номером числится эта система в нашем Звездном Атласе... Нет, на такой случай мы не рассчитываем. Будет вполне достаточно визуальной картины. Пусть даже на уровне подсознания.

– Что ж, пожелаю вам успеха, – сказал Агеев, поднимаясь. Он бросил взгляд за окно, на сияющий в ночном небе шлейф, представил бездну, что отделяла Землю от материнского мира хапторов, и невольно поморщился. Далеко, очень далеко! Впрочем, не так далеко, чтобы тяжелый крейсер не мог туда добраться.

Он пожал сухую сильную руку Нерея и вымолвил:

– Еще раз – успеха вам и удачи! И постарайтесь, чтобы с мальчиком ничего плохого не случилось.

– Не надо его опекать с такой заботливостью, – произнес Нерей. – Ему двадцать семь лет, он не мальчик, а мужчина. Межзвездный дипломат. Консул!

Глава 2
ХАРШАБАИМ-УТАРТУ

Галактические координаты сектора хапторов: OrY77/OrY81, область Рукава Ориона, более близкая к ядру Галактики, чем территория Земной Федерации. Светило – звезда класса Солнца, координаты OrY80.35.16, шесть планетных спутников. Вторая планета системы (по удаленности от звезды) – Харшабаим-Утарту, материнский мир хапторов. Период обращения – 386 суток. Сутки – 22,7 часа. Сила тяжести – 1,015g. Атмосфера: практически аналогична земной, кислорода 24%. Континенты: северный полярный, четыре экваториальных, южный в умеренной зоне. Климат на экваториальных материках тропический, горные цепи расположены на юге и севере вдоль океанского побережья, зоны заселения тянутся лентами на западе и востоке вдоль проливов. Внутренние области материков полностью окультурены (сельскохозяйственные и охотничьи угодья).

«Звездный Атлас», раздел «Миры хапторов»

– Рррхх... Выметайтесь, шуча, – произнес серокожий гигант. – Будем разгружать.

Эрик понял его без транслятора – две недели на судне хапторов даром не пропали. Чужой язык прочно угнездился в сознании; звуки, казавшиеся прежде неразборчивым ревом, хриплым карканьем или рычаньем, обрели значение и смысл. Он разобрался даже с такими нюансами, как интонация, жесты и гримасы, от которых зависел подтекст, и сейчас мог утверждать, что хаптор сказал «выметайтесь». Не «выходите», не «покиньте судно», а именно «выметайтесь», словно речь шла о груде мусора. С «шучей» было еще проще – это слово означало «волосатый». Так хапторы называли людей; не самая презрительная кличка, как выяснилось в последние дни.

Вслед за Хурцилавой, Харгрейвсом и Шошиным он спустился по трапу. Два других члена миссии, врач и инженер, шли за ним, и Эрик слышал, как Петрович бормочет: «Добрался я до вас, черти рогатые. Все-таки добрался, хоть двадцать лет прошло! И вот я здесь!» Иван Петрович Абалаков имел давние счеты с хапторами еще со времени войны и, очевидно, высадка в метрополии бывших врагов казалась ему символичной: так победители ступают на землю побежденных. Впрочем, говорил Петрович тихо, чтобы его крамольные слова не донеслись до Хурцилавы.

Теплый ветер коснулся щек Эрика, яркий свет ударил в глаза. Небо тут было синим с едва заметной прозеленью, светило на первый взгляд не отличалось от земного солнышка, и плыли в вышине белые облака, точно такие же, как на Земле или Гондване. Пахло металлом, пылью и нагретым камнем, но к этим запахам примешивалось что-то другое, намекавшее, что здесь не Гондвана и не Земля, а иной мир, хоть и похожий на знакомые Эрику планеты. Обитель чуждой расы, колыбель хапторов! Но дышалось здесь легко, как где-нибудь у Средиземного моря или на Карибах.

– Благодать! – воскликнул Павел Шошин, с прищуром глядя на золотистое светило. По его широкоскулому смугловатому лицу блуждала улыбка.

– Вполне приемлемые условия для работы, – подтвердил Хурцилава.

Посол и советник, он же – военный атташе, редко расходились во мнениях. Бродила у Эрика мысль, что Шошин, коммандер Звездного Флота, не в первый раз сопровождает Хурцилаву во время разных деликатных поручений. Во всяком случае, они понимали друг друга с полуслова.

– Пахнет как-то странно, – заметил Дик Харгрейвс, морщась и втягивая воздух широкими ноздрями. Он относился к Торговой службе Дипломатического Корпуса, называл себя купцом и, как всякий купец, был осторожен и недоверчив. А потому, снова принюхавшись, молвил: – Анализы не помешали бы. Как думаете, Марсель?

– Анализы уже идут, – сообщил медик, всматриваясь в символы, мелькавшие над комм-браслетом на запястье. – Все то же, что на судне хапторов, – вдоволь кислорода и никакой вредоносной микроорганики. Ничего такого, с чем не справились бы наши импланты.

– Кстати об имплантах, – произнес Абалаков. – Сбросили нас как-то на одну забытую планетку в системе Минервы, и там...

Они стояли плотной кучкой посреди бескрайнего поля астродрома, смотрели, как хапторы возятся с разгрузкой челнока, ждали транспорт и слушали Петровича. Ему перевалило за девяносто, а значит, было о чем рассказать. Невысокий, жилистый, с простоватой физиономией, он казался чудаком, но это, несомненно, являлось маской, скрывавшей накопленную с годами мудрость. Его истории были всегда уместными, и сейчас, слушая негромкий голос инженера, Эрик почувствовал, как напряжение покидает его. Первые мгновения в новом мире всегда чреваты стрессом, и Петрович, прирожденный психолог, знал, как с этим совладать, – в его руках вдруг появилась фляжка, пошла по кругу, и каждый сделал основательный глоток.

На Петровича Эрик возлагал большие надежды. У него можно было многому поучиться, а такой процесс ведет к доверительным отношениям наставника и ученика, к той связи, что постепенно и естественно перерастает в дружбу. Возраст ей не помеха, скорее, наоборот, – достигший мудрой зрелости любит общаться с молодыми. Хурцилава, Шошин и Харгрейвс тоже были зрелыми людьми, кому под пятьдесят, кому за шестьдесят, но все-таки воспринимались Эриком иначе, чем Иван Петрович. Их энергия, разум и сила были направлены на выполнение долга и сложного задания; Эрик как-то не представлял, чтобы посол или торговый атташе стали с ним откровенничать, не говоря уж о коммандере Звездного Флота. Петрович определенно отличался от них – не только по причине прожитых лет, но и потому, что не был дипломатом. Перед ним ставились скромные задачи: чтобы все оборудование миссии работало с точностью хронометра.

Что до врача Марселя Пака, самого близкого к Эрику по возрасту, то он казался чуть суховатым. Нет, он не избегал контактов, охотно рассказывал о предках, корейцах, индийцах и швейцарцах, мог обсудить чужие и собственные хобби (он увлекался музыкой и танцами), но рано или поздно в любых беседах происходил поворот к делам профессиональным, давлению крови и диете, тонусу мышц, регенерации, суточным ритмам и эндокринной системе. Темы эти Эрика не увлекали. Пак был молод, изящен и очень красив; с таким мужчиной стоило бы потолковать о девушках, о стройных темноглазых марсианках, о валькириях с Ваала или, скажем, о капризнице Илоне Линдстрем, прозябающей сейчас, как надеялся Эрик, на станции Каппа-5. Удивительно, но эти важные вопросы Марселя Пака не занимали. То есть он проявлял к ним интерес, но исключительно с медицинской точки зрения.