— Придумай что-нибудь.
— Думаю… Придумал! — Тишина над холмом раскололась, и из корабля в панике бросились во все стороны глюки. — Heavy metall! — с гордостью провозгласил Лом.
— А потише нельзя?
— Так обратно же сползутся…
Грег показался назад примерно через минуту, и его было не узнать. В руках у него был сверкающий меч, исписанный эльфийскими рунами, а за спиной висел щит. Пистолет, впрочем, по-прежнему находился в кобуре.
— Это что? — Капитану показалось, что он видит глюк.
— Меч-глюксворд, — довольно отозвался Грег, — что в переводе означает — глюкоруб.
— Ты что — спятил?
— Щит-глюкеншилд, — поспешно сказал этот ненормальный. — Мне его ребята заговорили от умертвий и от…
— Торин!
— Капитан, ясно же, что этот мир свихнулся… Я и подумал…
Илья молча повернулся и с треском полез через кусты, не обращая внимания на визги и писки. Торин Оукеншилд шел за ним, вертя в воздухе мечом и напевая песню о похищенных драконом сокровищах. Он жалел лишь о том, что в руках его меч, а не боевой топор, который ему не отдал Тан Ли, топором он чинил маховики системы ориентации.
Скажи мне, кто твой глюк, и я скажу, кто ты…
Станьте дети, станьте в круг,
Станьте в круг, станьте в круг!
Жил на свете старый глюк,
Старый добрый ГЛЮК!!!
— Торин, ЗАТКНИСЬ! Это разведка, а не ваши игры!
— Я не вижу разницы, капитан… Пригнитесь! — Богатырь пригнулся, и над головой у него прошуршало что-то похожее на летящую задом наперед птицу.
— Как ты думаешь, это было нападением? — поинтересовался капитан, провожая странный объект взглядом.
— Не знаю… Вроде не возвращается… — отозвался Грег. — Мальчишка этот упоминал что-то такое в своих интервью. Чем ближе к городу, тем их больше, потому что в городе они в основном образуются, а их оттуда вышвыривают коты с помощью своей магии.
— Торин!
— Виноват, капитан! Но ведь как-то мы должны это называть? Мальчишка называл магией, коты, похоже, тоже…
— Да хоть горшком назови… Я даже не уверен, что нам надо в этот… город. Лом!
— Я! — прозвучало в наушниках.
— Закончишь с ремонтом, запускай зонд на спиральный поиск, только над городом его не проводи. Нам надо все-таки найти Кондор…
— Я могу запустить его прямо сейчас, — предложил бортинженер, — вот только отскребу эту пакость с потолка…
— Какую пакость?
— Не знаю, капитан. Она туда залезла и висит…
— Ладно… Запускай зонд. Потом возьми Тана, и топайте по прямой от города. Я хочу найти в этом мире хоть каплю логики.
— Тогда я лучше возьму Бутончика. Логика — это по его части.
— Не возражаю. Только на корабле чтоб кто-нибудь все время оставался…
— Капитан! — подал голос Грег. — Вы уверены, что будете возражать, если я запою?
— Черт с тобой, пой…
Никакой на свете глюк,
Хитрый глюк, страшный глюк,
Не был доктором наук…
НУ — А ВДРУГ?
Планета невзлюбила капитана с первого взгляда, она не поддавалась логике и систематизации. После двадцати лет службы в армии это очень угнетало. Неправильный мир. Неправильность окружала капитана со всех сторон, она аукала и перекликалась в чаще почти что человеческими голосами, она ложилась под ноги зеленым ковром цветов, которые хихикали, когда их задевали рубчатые ботинки космического волка, и вообще — нервировала. Этот мир, казалось, не подчинялся законам природы, а вместо этого населен был волшебниками… Да собственно, так оно и было… Сначала они послали ему на орбите этого сексуально озабоченного глюка — порноглюка, по классификации Бутончика, но глюк оказался стар и туп и не мог предложить им ничего, кроме непотребщины. Затем волшебники осознали свою ошибку и выпустили из кустов сиреневый туман, холодный и липкий, и капитану сразу захотелось бежать со всех ног, схватив в охапку Торина вместе с его дурацкой амуницией, перепрыгивая через глубокие ямы, наполненные чем-то зеленым, копошащимся… Просто чтобы согреться. Разумеется, бежать капитан не стал, он все-таки был военным. Но волшебники не сдавались. Они положили поперек дороги огромное страшилище, поросшее бурой шерстью, с пятнистой перекошенной физиономией. Увидев его, Торин поволок из ножен тяжелый меч с волнистым лезвием — самодельный, но очень острый, и запел свое любимое: «А, Элберет…» Страшилище рвануло прочь, словно ему пятки подпалили.
Капитан с уважением посмотрел на своего спутника, затем глаза его округлились и он крикнул «Берегись!».
Грег резко обернулся, и серая туша, маячившая у него за спиной, не успела сместиться. Воробей. Килограммов на восемьдесят. Шустро перебирая лапами, птичка переместилась Торину за спину и замерла, мрачно нахохлившись и поглядывая искоса.
— Что он там делает? — шепотом спросил радист.
— Стоит… — также шепотом отозвался капитан. — Смотрит.
— Зар-раза! — Торин выхватил меч, перебросил щит со спины на грудь и подхватил его левой рукой. — Смерть глюкам! — воскликнул он, лихо крутанулся на пятке и сделал красивый выпад, который должен был снести недругу голову. Капитан проворно отпрыгнул и выразительно постучал себя пальцем по виску. Воробей же подумал немного и вдруг клюнул глюкоборца в самый центр щита. По металлу прошла волна, словно щит на мгновение ожил, и оба космонавта в изумлении уставились на результат.
— Ну ладно, — сказал наконец капитан и положил руку на рукоятку пистолета.
— Ты что! — возмутился Грег. — Не обижай моего глюка! Ты видел, что он с моим щитом сделал? Ты представляешь, за сколько я такую красоту продам? Хорошая птичка…
— Чирик!
— Вот клюнет он тебя в задницу… И придется тебе сидеть на такой же красоте.
— Не клюнет! Пойдем, птичка. Будешь моим глюком.
— Твой глюк — тебе решать.
Они пошли дальше, первым шел капитан, за ним, размахивая мечом, шел стрелок-радист, а сзади, метрах в пяти, вышагивал глюк — ближе он не подходил, опасаясь схлопотать мечом. Этого не любят не только люди.
Homo homini glucus est. [1]
До города они не дошли. Ожила рация.
— Капитан. — Голос Тана Ли был озабоченным, что, вообще говоря, было гораздо удивительнее, чем все, что они до сих пор встретили на планете. — Лом притащил одного из телохранителей дона де Вито… Я думаю, вам лучше это видеть, капитан.
— Возвращаемся. — Капитан быстрым шагом направился к кораблю, следом за ним потрусил Грег, и замыкал колонну жирный воробей. Непривычный к кроссам, он тяжело дышал, но не сдавался, хотя отставал все больше.