В тот же год князь Полоцкий, Всеслав Брячиславич, правнук великого князя Владимира, начал войну с Ярославичами и через два года взял Новгород. В отместку сыновья Ярослава князья Изяслав, Святослав и Всеволод взяли Минск, перебили всех мужей, а жен и детей захватили в полон и пошли к Немиге, где нанесли поражение Всеславу. Тот бежал, но, поддавшись на уговор — «Приди к нам, не сотворим тебе зла», подкрепленный целованием князьями креста, — переехал на ладье через Днепр и был схвачен великим князем Изяславом и посажен в поруб в Киеве вместе с двумя сыновьями. Его ожидала жестокая судьба брата великого князя Владимира — князя Судислава, который провел в порубе двадцать четыре года, но…
На Подоле, главной торговой площади города, неспокойно: волнуются киевляне, плохие дни для них наступили — надвигаются бесчисленные степные орды половцев, и нет от них никакой защиты. Великий князь Изяслав, держащий стол в Киеве, вместе с братьями Ярославичами, князьями Святославом и Всеволодом, объединили свои рати, попытались было побороть врага, но были разбиты на речке Альте. Великий князь Изяслав с остатками своей дружины несколько дней как вернулся из похода, он никуда не выходил из своего терема на Горе, совет держал с боярами и князьями.
Высоки и крепки стены Горы, защищающие терема князя и бояр, не возьмут их степняки, а вот ремесленные предместья и торговый Подол пожгут и пограбят, людей уведут в рабство, и снова придется все начинать сначала тем, кому повезет остаться живым и свободным. Есть отчего волноваться киевлянам.
Невесть откуда пришедший волхв вещает: «И потечет Днепр вспять, и земли начнут перемещаться. Русская земля станет Греческой и Греческая Русской, и прочие земли переместятся». Страшно от этих пророчеств народу, но верит он волхву. Да как не верить, если странные дела творятся в городе, чего никогда не было — появились волки-людоеды, и не где-либо, а в самом городе. Нападают волки по ночам на неосторожного прохожего, задирают до смерти. Как они попадают за городскую стену, внутрь города, и куда деваются с рассветом — неведомо. Хотя те же волхвы, приверженцы старой веры, рассказывают, что то не волки лесные, а оборотни, вовкулаки проклятые. И все эти лиха появились лишь потому, что князь Изяслав крест целовал, а клятву все равно нарушил, полоцкого князя Всеслава в поруб заточил. А князь Всеслав — не простой князь, недаром за ним укрепилось прозвище Чаривнык — многое он может сотворить, и оборотни его слушаются, ибо он сам оборотень. Рассказывали знающие люди, те же волхвы, что захотел он передать весточку тмутараканскому князю Ростиславу вместе с перстнем, так не передал с посыльным, а сам обратился в волка и за ночь это расстояние и пробежал, на стражу дурь наслал, в терем проник, письмо с перстнем положил в опочивальню, и в обратную дорогу. Утром в своем тереме сидит, улыбается. А ответ от князя Ростислава на его письмо пришел лишь через месяц. Вот такой князь Всеслав, и только он может побороть половцев, а князь Изяслав это знает, да опасается выпускать того из поруба — киевский стол боится потерять.
Люд на торговой площади все прибывает, а тут и колокол ударил, на вече собирает, давно молчал, и вот заговорил. Уже площадь не может вместить собравшийся люд. Раздаются голоса: «Пошли, скажем князю Изяславу — вот половцы рассеялись по всей Русской земле. Дай, княже, оружие и коней, и мы еще раз сразимся с ними!»
Раздаются также голоса, что нужно освободить князя Всеслава — без него не побороть половцев. Волнующееся людское море на торговой площади делится на два потока-реки: одни идут на Зверинец освобождать из поруба князя Всеслава, другие идут на Гору, требовать оружие и коней для борьбы с половцами. Но до того как людские потоки двинулись, князю Изяславу в Золотую палату уже доложили о волнениях и требованиях киевлян, а также о том, что неспокойно и в полках, разместившихся в предместье, — могут примкнуть к восставшим.
Боярин Горислав, командир малой княжеской дружины, докладывает великому князю Изяславу:
— Войска у нас мало, княже, не сдюжим защитить Гору. Надо уходить, пока не поздно. А киевлян подняли люди Всеслава, воспользовались моментом, слухи по городу распространили. Простой народ во что хочешь поверит… Вот только власть свою Всеславу отдавать не стоит. Пока он живой — не погасить волнение, не станет его — народ успокоится, вновь будет в твою сторону смотреть.
— Что ты предлагаешь, боярин?
— А то, что проделал твой дед, князь Владимир, со своим братом Ярополком — пригласил к себе и поднял его на мечи варяжские. Есть у меня гридни верные, если дашь добро — вмиг до Зверинца доскачут, к оконцу Всеслава позовут, словно хотят ему помочь, а сами мечами пронзят. И крови его на тебе не будет — все так обставят, будто недруги князя ему отомстили, а их у него немало.
— Не дело говоришь, боярин. Кровь его все равно на мне будет, а мы с ним одной крови. И от Господа не скроешься — он все видит, все слышит, даже то, что мы не говорим, а думаем. Один раз я уже завинил перед Всеславом, большой грех совершил — клятвопреступником стал, послушался советников, через крест преступил. Теперь мне воздается за это — испытать меня Господь хочет.
— Княже, послушай меня…
В это время в палату вбежал тысяцкий.
— Великий княже, чернь взбунтовалась, берет приступом ворота Горы, с ними полки из предместья! Долго не продержимся — людей мало!
— Будем уходить к Болеславу Польскому — он помощь окажет, да и братья в беде не оставят.
— А с Всеславом что делать? — напомнил боярин.
— Пусть живет, а мы скоро сюда опять вернемся.
Не успели за князем Изяславом закрыться Ляшские ворога, как в княжеский терем ворвались горожане, громя, круша все вокруг, предавая грабежу и разорению. Разгрома не избежали и терема близких к князю бояр.
Тем временем полному разгрому подверглась и княжеская тюрьма на Зверинце, где два года томился князь Всеслав. Ликуюшая толпа на руках внесла его в княжеский терем, знатные городские мужи выступили посольством и просили князя Всеслава принять великокняжеский киевский стол, ибо он им люб.
* * *
Князь Всеслав нахмурился — следы разгрома, который учинила чернь в княжеском тереме, остались до сих пор, и для их устранения требовалось много серебра, которое следовало расходовать на более важное — на войско. Особой радости не было — томили плохие предчувствия. По городу продолжались грабежи — городская чернь решила себя наградить за то, что «подарила» Всеславу великокняжеский стол. Но бояре его не поддержали и потихоньку покинули город, а ведь это сила, которой ему теперь здесь не хватает. Войск в городе мало, особой надежды на то, что удастся вооружить городскую чернь и с ней противостоять хорошо обученным польским полкам и дружинам Ярославичей, не было. Он чувствовал себя в этом городе чужим; несмотря на то что покинул поруб, он все равно оставался заложником, не имея возможности выехать в родной Полоцк.
В палату, еле переступая больными ногами, вошел престарелый боярин Светозар Баян, один из немногих, кто остался на Горе, и князь Всеслав дал знак, чтобы их оставили вдвоем.