— Ладно-ладно… — Скворцов отступил от акслы. — Похоже, ты права. Чую носом, не к добру это все…
Они шли в полной темноте, прислушиваясь к эху собственных шагов. Время от времени им приходилось замирать на мгновение, чтобы убедиться, на самом ли деле их сопровождает лишь эхо? Иногда эхо будто подтрунивало над ними, не желая умолкать сразу. Они стояли секунду, две, три, а эхо продолжало шлепать призрачными подошвами в глубине влажного тоннеля, по которому струился узенький ручеек.
— По-моему, мы не одни, — сказала Реми.
— Я тоже заметил, — согласился Скворцов. — Они давно идут за нами, но стараются не выдать себя.
— Кто?
— Акслы.
— Уф, — выдохнула Ремина. — Лишь бы не эти ужасные крабопауки…
— Судя по твоему описанию, крабопаукам такое поведение не свойственно.
— А это не может быть… людоед?
— Вряд ли, — проговорил егерь. — Мы бы его давно, хм, почуяли… Вон как в спину дует…
— Ага, я бы сразу почувствовала этот запах… Меня при одном воспоминании выворачивает.
— Еще бы, — согласился Скворцов. — Бродяга-людоед… А вот акслы почти не пахнут…
— Почему?
— Не знаю… Акслы во многом загадочные существа… Тихо!
Реми прислушалась. Совсем рядом, вроде бы за стеной, нарастал гул. Сначала тихий, почти на пределе слышимости, он становился все громче. Легкий сквознячок, потягивающий в спину, усилился. Ремина даже ощутила капельки влаги на лице. Непонятно, с чего это вдруг, вспомнились слова безумца о придурках, что сунулись в дренажный…
— Черт! — прорычал егерь. — Бежим!
Он схватил Реми за руку и рванул вперед. Ей очень хотелось спросить: от чего нужно бежать? Но в следующий миг она увидела, что за ними по пятам, оглашая замкнутое пространство коридора ревом, катится водяной вал.
Тоннель шел под уклон, и бежать было легко. Однако вода нагоняла…
— Приготовься! — крикнул Скворцов. — Как накроет, не сопротивляйся! Плыви по течению…
Ремина не успела ответить. Ручеек вздулся рекой. Ноги захлестнуло. Сначала по щиколотку, потом до колен. Напор был сильным, но Реми до последнего пыталась устоять. Лишь когда вода поднялась до плеч, она оттолкнулась от пола (теперь уже — дна) и поплыла, стараясь держать голову над поверхностью. Тоннель заполнился больше чем до половины, напор ослаб, но течение оставалось чересчур сильным. Даже если бы Ремина и захотела, сопротивляться ему она не смогла бы. Слова сумасшедшего людоеда не шли у нее из головы.
— Эндрю! — позвала Реми жалобным голосом.
— Да! — отозвался тот. — Холодно? Потерпи, пожалуйста… Выберемся…
— Я знаю, куда нас несет, — проговорила она, отплевываясь.
— Куда же?
— Он… говорил… о дренажном тоннеле… В него попали старатели и… растворились…
— В чем?!
— Не знаю… Но он… сказал еще… их хватило на достройку… жаброхватам…
— Что ж ты раньше…
— А ты не спрашивал…
— Дьявол… Ладно, не дрейфь, детка…
Реми проглотила «детку». В другой ситуации она ни за что не стерпела бы такой фамильярности. Днем. На поверхности. Под горячими солнечными лучами.
Боже, как холодно…
Вода прибывала. А силы — наоборот. Время от времени Ремина опускала лицо в воду, так было легче плыть. Непроизвольно она открыла под водой глаза и обнаружила, что здесь совсем не темно. Толща воды, заполнившая дренажный тоннель, была пронизана мерцающими нитями. Или червячками… Червячки, похоже, чувствовали себя вполне комфортно. Они собирались стайками, прыскали в разные стороны, когда Реми попыталась до них дотянуться, поворачивали против течения, устремлялись вперед.
Рыбки, догадалась Реми. Те самые, из озера, с жемчужными хордами. Она приободрилась. Невзирая на холод и жуткую перспективу пойти на «достройку жаброхватам», плыть в компании рыбок-жемчужниц было не так уж и страшно.
Течение усилилось, но вода больше не прибывала. В ближайшее время утонуть им не грозило. Хоть что-то… Хоть что-то…
Реми совсем закоченела. Да и сил не прибавлялось. Ее охватило оцепенение. Она уже не слышала, что Скворцов настойчиво пытается до нее докричаться. Ремине чудилось, будто она купается в бассейне в саду папа́. Жаркой ночью… С золотыми рыбками… Тепло, хорошо… И вкрадчивый голос короля рок-н-ролла шепчет:
Love me tender,
love me, sweet,
never let me go.
You have made my life complete,
and I love you so [1] .
Егерь подхватил ее у самого дна, поднял голову над поверхностью, крепко встряхнул.
— Ты что, милая… — проговорил он. — Нельзя так… Держись…
— Лав ми… — только и смогла выговорить Реми.
— Хорошо, хорошо… — бормотал Скворцов. — Только держись…
Течение не просто усилилось. Вода помчалась с бешеной скоростью, спиралью закручиваясь в жерле тоннеля. Реми судорожно вцепилась в егеря, что не облегчило ему борьбу с течением.
Скворцову уже стало ясно: дело закончится вертикальным колодцем, в который обрушится вся масса воды. Оставалось надеяться, что из колодца будет выход.
Должен быть. А там посмотрим, кто кого растворит на достройку жаброхвата… а-а-а-м…
…Колодец оказался узкой трубой в своде пещерной залы. Труба обрывалась на головокружительной высоте. Стиснув почти бесчувственную Реми в объятиях, егерь принял удар на себя. Вместе с массой воды и жемчужницами они обрушились в подземное озеро. Удар оказался таким сильным, что Скворцов потерял сознание.
Очнулся он на берегу. Ремина сидела рядом, положив его голову себе на колени. Глаза у дочери миллионера были мокрые. Егерь попытался сказать ей, что он жив, что плакать не надо, но это оказалось непросто. Он закашлялся, дурнота подкатила к горлу. Скворцов откатился в сторону, и его вырвало. Водой, рыбками, пережитым страхом. Страхом не за себя, а за девушку, которая по глупости своей и отцовской попала в дурацкий переплет. Влипла в историю, из которой еще неизвестно как придется выбираться.
— Здесь красиво, — проговорила Реми безучастным голосом в то время, когда он пытался отдышаться.
Скворцов огляделся. В пещере было светло. Светилось озеро, в котором плавали тысячи рыбок-жемчужниц. Светились стены, перевитые полупрозрачными алебастровыми колонками. Они поднимались из-под воды и исчезали под куполом зала. Туда же уводила сталагмитовая галерея, что начиналась на берегу, всего в нескольких шагах от беглецов.