На следующий день по телевизору показали видео с того дома, где они жили – их приютили друзья Лечи в своей маленькой квартирке, сказав, что нечего платить за квартиру. Там жила семейная пара, его звали Зайпулла, а ее Лейла. Лейла была хорошей мусульманкой, она научила ее готовить местные блюда, а по вечерам, пока мужчины были на улице, они уединялись на крохотной кухоньке и сплетничали. Теперь ее, обгоревшую, показали по телевизору и сказали, что это была шахидка, готовившаяся подорваться у университета…
И Алена, ставшая Зейнаб, окончательно приняла другую сторону. Она пришла к Лечи – там были и другие мужчины – и сказала, что она хочет встать на джихад, воевать так, как воюет он. Лечи нахмурился и сказал, что это не дело, а остальные одобрительно и удивленно на нее посмотрели.
Тогда же в предместьях Махачкалы, в этом доме, она встретила молодого человека, который носил бороду, не носил усов и был одет в камуфляж. Он переговорил с ней, назвал ее сестренкой и подарил несколько изданных на плохой бумаге книжек, сказав, что если она приехала в Махачкалу за религиозной литературой, то это ей будет не лишним. Книжки назывались «Талис Иблис», «Праведные предшественники» и тому подобное. Она только через год узнала, что это был Александр Александрович Тихомиров, известный правоохранительным органам как террорист и исламский экстремист Саид Бурятский. Его потом убили в две тысячи десятом в Ингушетии, и его фотографии показывали по телевизору…
В то время Алена уже жила двойной жизнью. В одной жизни она была начинающая журналистка, с большим будущим, в другой – пособница бандподполья. Правда, ей ничего серьезного не поручали – кого-то встретить, укрыть на несколько дней на квартире, что-то перевезти. Единственное серьезное, в чем она была замешана, – это укрывала несколько дней посылку, которая пришла из Ингушетии – потом пришел мужчина и забрал ее, а потом она услышала про взрывы в метро. Потом она узнала, что это был Ахмед Рабаданов.
Случившееся ее не остановило. Она не понимала, почему все так негодуют по поводу того, что случилось в московском метро, но никто не знает и не хочет знать о том, что случилось с дагестанкой Лейлой, которая учила ее готовить мясной пирог кичи. Почему никто не говорит об эскадронах смерти, рыскающих по Дагестану, о пропадающих каждый день людях. Разве это не такие же люди, не такие же граждане России – почему же мы возмущаемся только московским метро? Алена, ставшая Зейнаб, знала, почему так. Все это потому, что москвичам, жителям Москвы, плевать на всех остальных, они их даже и за людей-то не считают. Все, что находится за МКАД, для москвичей – чернь, и не более того. В этом городе красиво говорят о патриотизме, о единой и неделимой России, но при этом не желают признавать своей маленькую дагестанку Лейлу, которая виновата только в том, что кто-то настучал, сказав, что тут живут боевики. И достучаться до москвичей, донести до них слова страдающих, угнетенных, убиваемых дагестанцев можно только одним способом – показать москвичам, как это страшно.
Смертниц – Дженнет Абдурахманову и Мариам Шарипову – она лично не знала, но предполагала, что с ними сделали. Обе были вдовами погибших лидеров подполья, и, скорее всего, их задержали, доставили в отделение и изнасиловали [32] . После этого неудивительно, что каждая из них согласилась стать шахидкой.
Алена была уже в большей степени Зейнаб, чем Алена. И она уже не ассоциировала себя с русскими.
Ближе к Новому году неожиданно позвонил Лечи и сказал, что он в Новочеркасске, если она хочет, то может прилететь. Алена взяла несколько дней за свой счет и немедленно вылетела. На работе она сказала, что подвернулся дешевый тур, который не хочется упускать.
В Новочеркасске они прожили несколько дней, а потом сели на автобус.
Странный это был автобус.
Казалось бы обычный челночный автобус, какие во множестве колесят по просторам нашей Родины. На Кавказе слишком опасно серьезно вкладываться в бизнес: если не отнимут власти, то обложат данью ваххабиты. Пришлют флешку, и все дела – плати, а то сожжем. Поэтому Кавказ – одно из немногих мест в России, где сохранился челночный промысел. Им обычно занимаются женщины, ездят в Москву или в Турцию за товаром и продают. У кого побольше денег, те арендуют магазинчик на первом этаже жилого дома, у кого денег поменьше – те покупают место на рынке. Но торговки – они везде и всегда торговки, шумные, говорливые. А сейчас как грозовое облако повисло над автобусом, забитым тюками с товаром, на котором они ехали.
Это был старый советский «Икарус», осколок развалившейся империи, доживший до сегодняшнего дня чудом. Челноки закупают много вещей – и потому в задней части автобуса все сиденья были сняты, а вместо них теперь было пространство для тюков с товаром. Торговок было всего несколько, в основном молодые. Смотрели они волком. Сопровождали их двое мужчин, третьим был Лечи, и тут же была она, Алена.
Они прошли легендарный Южный КП на ростовской трассе, откупившись несколькими тысячными бумажками, и поехали дальше.
Одна из женщин напала на Алену, когда мужчины вышли, чтобы купить еды себе и женщинам в одном из придорожных ресторанов. Напала внезапно, молча и страшно, как обезумевшая кошка. Не было ни разговора, ни конфликта – ничего. Вот они сидели – и вот она бросилась ей в лицо, маленькая, легкая, но отчаяние и чудовищный заряд накопившейся злобы придавал ей силы. Алене повезло только в том, что у женщины были коротко пострижены ногти, и лицо ими расцарапать было невозможно. И она была выше и сильнее…
Товарки бросились и оторвали дагестанку от Алены. Все происходило молча, никто ничего не говорил – и от этого было еще страшнее.
В автобус заглянул один из сопровождающих. Он до сих пор немного выделялся нежной кожей лица на подбородке и щеках и немного неравномерным загаром [33] .
– Кто? – спросил он по-русски.
Все молчали, но было понятно и так. Из-под платка сверкали отчаянные, злые глаза.
– Ты так ничего и не поняла, Лала, – сказал мужчина. – Аллаху все равно, кто перед ним, русский, нохчилла, аварец или лакец. Главное – принял ли он Аллаха, правоверный ли он. Ты бросаешься на свою сестру как дикий зверь, хотя должна приветствовать ее именем Аллаха. Проси у нее прощения. Сейчас же проси!