Гагик Бабаян, боец одного из добровольческих отрядов армии Нагорного Карабаха, лежал в лощине, откуда еще не ушел осенний промозглый туман. У него были два ножа, автомат «АКМ» и три магазина к нему – больше не было, и еще три гранаты. Еще у него был бинокль и рация Алинко – его оружие, с которым он воевал во вражеском тылу уже семь дней, сегодня был восьмой. За это время он мог умереть как минимум дважды – позавчера, когда веселые армянские пушкари едва не положили пристрелочный снаряд ему на голову, и вчера, когда азербайджанская пехота устроила прочесывание местности. Впрочем, пехота – это слишком громкое название для спешно набранных на улицах маленьких азербайджанских городков, экипированных с мобскладов и брошенных умирать на непонятной войне пацанов. Их никто ничему не учил – учила война, и те, кто выживал в первых боях, становились солдатами, кто погибал… туда им и дорога. Ими почти никто не командовал – в лучшем случае командирами становились бывшие милиционеры, в худшем – отслужившие когда-то в Советской армии сержанты – лейтенанты запаса. Почти весь офицерский корпус расквартированных в Азербайджане частей был русским, и мало кто остался служить после того, как его переподчинили новообразованному Министерству обороны Азербайджана. Мобилизованные пацаны стреляли на каждый шорох, но прочесывали местность неаккуратно, стараясь – если на них не смотрит командир – обойти те места, где действительно мог скрываться армянский наводчик. Потому что знали, что, если он там и в самом деле будет, – тот, кто его обнаружит, умрет первым, а потом, возможно, умрет еще кто-то. И они, умиравшие под разрывами мин армянских минометов и немногих имеющихся гаубиц, боялись умереть здесь, потому что артиллерийский обстрел – это своего рода рулетка, никто не знает, что произойдет. Кто-то погибнет. Кто-то будет ранен и отправится в госпиталь и уже никогда не вернется сюда, на эту маленькую и грязную войну. А кто-то выживет и будет воевать дальше, пока его жизнь не прервет пуля или осколок, или пока наверху о чем-то не договорятся. Странно – но даже тогда в девяносто первом, когда азербайджанцы обладали подавляющим превосходством над армянами, никто из них не думал о том, что они победят. Они знали, что, если они вытеснят армян из одного района, они уйдут в другой, а возможно, и в саму Армению – но потом они опять придут на эту землю и опять будет война. Она никогда не прекратится, пока жив последний армянин, считающий эту землю своей – а своей эту землю считали все. И поэтому двое азербайджанских пацанов миновали лежку армянского пацана всего в нескольких шагах и ушли дальше. А Гагик перевел дух и вынул палец из кольца гранаты, которую он постоянно держал при себе. Он не собирался сдаваться в плен азербайджанским собакам – иначе как о собаках он о них не думал – и молил Господа только об одном, чтобы забрать с собой как можно больше этих. Чтобы погибнуть не зря.
Гагик понимал, что он не дожил бы до сегодняшнего дня, если бы не Або. Або [47] , бывший зеленый берет из Форт-Брэгга, набиравший людей в диверсионные части, чем-то выделил из строя этого угрюмого и молчаливого паренька с пылающими ненавистью глазами. Ему нужны были именно такие – молодые, фанатичные, готовые вгрызаться зубами в науку, которую он им преподавал, – потому что времени учить нормально, так, как учат американских зеленых беретов, не было, фронт требовал людей, и он мог дать только самые основы. Но с Гагиком он занимался отдельно, иногда до глубокой ночи. Передвижение и маскировка в глубоком тылу, снайперское искусство, указание целей для артиллерии и авиации. И Гагик был способным учеником.
Сон уходил нехотя – трудно было возвращаться из сладкой темноты небытия в безжалостный свет утра. Несмотря на то что солнце уже встало, в лощинах еще клубился сизыми комками туман и на пожухлой траве крупными каплями выпала роса. Там, где он устроился на ночевку, замаскировавшись как мог – было сыро и холодно.
Проснувшись, Гагик затрясся от холода, но большей частью – от голода. Он совершил ошибку – вышел в рейд, взяв сухпая всего на три дня, а сегодня был уже седьмой. Сухпай, даже растянутый – кончился вчера, и есть было нечего. Вчера он едва подкрепил свои силы, набредя на виноградную лозу – в этом году, словно в насмешку над людьми и над творимым ими безумием был богатый урожай винограда, здесь не успел вырубить виноградники лысый пророк перестройки, и старинные каменные подвалы были полны бочками, некоторые из которых закладывались еще в царские времена. Коньячный спирт, один из главных источников дохода Карабаха, приходился к делу: самые старые, ценные коньячные спирты принимали внутрь, менее ценные, десяти-пятнадцати лет выдержки и младше, использовали при наркозах, заправляли ими машины [48] . У Гагика было две фляги, одна с водой, ее, к счастью, здесь не так сложно добыть, родников много, вторая же – с коньячным спиртом чуть ли не пятидесятилетней выдержки – если судить по надписям на бочке, из которой он ее наполнял. Чтобы немного согреться и забыть про голод, Гагик открыл вторую флягу, смочил губы в драгоценной, цвета мореного дерева влаге, пропустил немного внутрь. Коньячный спирт обжег небо, блаженной волной провалился внутрь.
Все, хватит. На голодный желудок – и глотка хватит, чтобы окосеть.
Проблему с голодом тоже можно было решить. Ели кошек, собак, домашнюю скотину, где она еще осталась, – а кое-кто, по слухам, ел и мясо людей. Вчера Гагик наткнулся на труп собаки, напополам перерезанный осколком, а человеческие трупы попадались тут постоянно, в том числе свежие. Но он никак не смог пересилить себя и предпочел остаться голодным. Про себя он решил, что если сегодня не удастся чем-то поживиться, то он еще раз сходит на лозу, даже рискуя жизнью – в тех местах были азербайджанские снайперы. Собак он есть не будет, он не азербайджанская собака, жрущая падаль.
Рация была на последнем издыхании. Чтобы поберечь заряд батареек – Гагик держал ее выключенной и включал только тогда, когда надо было дать наводку своим. Но все равно сегодня – последний день, завтра он просто не сможет работать и надо будет возвращаться к своим. Корректировщик огня без рации – не корректировщик.
С этой мыслью Гагик осторожно пополз вперед…
Интересно, что сегодня будут делать азерботы? Позавчера им крепко досталось, трупами загрузили целую машину. Рискнут сегодня – или нет? Если рискнут – то выйдут из Шуши, две-три БМП и грузовики. Интересно, сколько осталось снарядов там, куда он передает координаты? Должно было уже немного – Армения испытывала нужду практически во всех видах военного имущества. Может быть, он напрасно рискует сейчас жизнью и по его координатам никто не нанесет удар? Как бы то ни было – надо было двигаться. Гагик определил по компасу, где находятся ближайшие армянские отряды, – и пополз в ту сторону. Пока он собирался провести там разведку, а ночью перейти, верней переползти условную линию, отделяющую своих от чужих. Постоянного фронта не было, были лишь опорные пункты, очаги сопротивления – и проникнуть на свою сторону проблем не составляло.