Укрепив кобуру и убрав в нее новое приобретение, я отправился в башню с чувством выполненного долга. В душе воцарилось некое спокойствие, какое бывает, если чувствуешь уверенность в завтрашнем дне, а пока так оно и было. Дело, которое предстояло провернуть, имело ряд проблемных нюансов, но критичных моментов, способных опрокинуть всю комбинацию в целом, пока выявить не удавалось. Предстояло увидеть сюрприз, обещанный мне подругой. Судя по ее взгляду в момент вручения автомата, это будет нечто необычное.
В гостиной на втором этаже царил полумрак. Стол был сдвинут к стене, а кругом горели свечи. Прямо на полу был расстелен ковер, который Даша, видимо, притащила из комнаты Норда наверху. Я почувствовал движение за спиной, но нарочито громкое: моя подруга знала, что из-за издержек профессии рефлексы могут опередить разум, поэтому не стала проверять, кто из нас сильнее в рукопашной.
На Даше было нечто легкое черного цвета, на тонких лямочках и едва прикрывающее бедра. Контуры тела проступали сквозь прозрачную ткань, свет живого огня свечей делал знакомое уже во всех деталях более загадочным, манящим. Девушка вышла на середину комнаты, из дальнего угла полились первые аккорды тягучей красивой мелодии. Танец, казалось, длился вечность, но закончился в одно мгновение. Подруга уже снова была рядом, музыку я потом вспомнил – это был Вангелис, альбом назывался «Voices», по-моему. Тихая и спокойная музыка, очень подошедшая в качества обрамления сюрприза. Музыка стихла, а мы еще долго не отрывались друг от друга, пока не утомились. Живое тепло и хорошая усталость дали мне ощущение невероятного по своей полноте счастья. Возможно, со стороны это и покажется однообразным, но как описать то состояние, когда сливаешься с женщиной в единое целое и, как говорят индусы, любовники становятся «зверем о двух спинах». Когда открываешь человеку самые потаенные уголки своей души и сердца, момент духовного и физического единения настолько велик и всеобъемлющ, что словами этого не передать. Такое можно только пережить и ощутить самому…
Даша, положив голову на сгиб моей правой руки, смотрела в потолок и как бы случайно водила подошвой ступни по моей ноге. Потом повернулась, пытаясь поймать мой взгляд, и спросила:
– Сюрприз удался?
– Более чем. – Я легонько поцеловал подругу в губы. – Теперь я снова у тебя в долгу, красавица. Чего ты хочешь? Ну, кроме как пойти в рейд.
– Быть с тобой как можно дольше. С тобой я чувствую себя счастливой, Антон. Как бы долго это ни продлилось и как бы скоро ни закончилось, знай: ты мое счастье.
– Это взаимно. Мне тоже давно… нет, вру, никогда еще не было так… вот так. Извини, я не умею говорить в такой ситуации. Просто знай, что я счастлив. Видишь, как получилось: пришел сюда за комфортом, привычным образом жизни, а нашел…
– Что? – Девушка приподнялась на локте и заглянула своими огромными темно-серыми глазищами прямо мне в душу.
– Счастье. Ты тоже подарила его мне, и теперь оно всегда будет со мной, куда бы я ни отправился.
– Смешной… – Даша ткнулась носом куда-то в район моей подмышки, потом заворочалась, устраиваясь поудобнее, и уже в полусне пробормотала: – Давай спать, Васильев, вставать завтра рано.
Мне в дорогу, да и ты, наверное, не засидишься. Вернусь через неделю, буду ждать тебя… Только попробуй потеряться – убью… – Последние слова были сказаны полусонным шепотом, который сменило ровное и ставшее уже родным дыхание. Пусть все идет своим чередом, счастье – такая эфирная материя…
Привычка не заглядывать далеко вперед появилась у меня сразу после первой «горячей» командировки, когда взрывом своей же артиллерии накрыло нашу роту, выдвинувшуюся на замену сводной группы «вэвэшников» и «красноармейцев» [39] . Мы должны были развернуться и поэтапно поменять какой-то ОМОН. Вертолетная пара уже отвернула, закончив сопровождение, и мы двигались колонной на довольно приличной скорости, опасаясь засады. «Чехи» отлично пользовались своим знанием местности, и если их наблюдатели заметили, что «крокодилы» [40] отвалили, то вполне была вероятность «горячей» встречи уже на подходе к блокпосту.
Меня и мою группу спасло то, что комроты поставил нас в походное головное охранение и наша БМП-3 [41] с моими архаровцами на броне оторвалась довольно далеко от колонны. Роту накрыло артударом полковой артиллерии. Какой-то мудак в штабе артдивизиона неверно передал координаты на батарею, и вместо духовского кучмана накрыло мою роту. Что такое работа по площадям десяти мобильных артсистем типа «Акации» [42] , думаю, объяснять не надо – колонну раздолбали в пыль. А когда обстрел прекратился, мы уже мало что могли сделать: из восьмидесяти человек выжил едва ли каждый пятый. Погибло трое моих друзей, не осталось даже путных останков, по которым их можно было бы опознать. А мы строили планы, что по прибытии в ППД отметим день рождения самого младшего из нас – Вадима… Ему так и осталось девятнадцать. Навсегда.
Виновного тут же услали во Владикавказ, и так я до этой гниды и не добрался. Но с тех пор я никогда не строю далеко идущих планов – это стало плохой приметой. Бывшая жена не понимала истинной причины. Ошметки человечьего мяса ей не предъявишь, а просто сказать, что примета не позволяет… Так какой же штатский человек к этому серьезно отнесется? Это была одна из причин периодических скандалов и слезных сцен.
Даша ни разу не спросила меня о том, что будет после. Я не имею, конечно, в виду какое-то конкретное событие, а просто – «после». Мы оба понимали, в каком месте живем, постоянно сталкивались с одними и теми же проблемами, понимали, что смерть и кое-что похуже постоянно ходят рядом, неподалеку. И вот я впервые встретил женщину, которая жила на войне, знала все ее приметы и… понимала меня. Это понимание между нами было практически инстинктивным, не требующим слов. Научившись ценить то, что дает тебе судьба, легче потом относишься к тому, что она у тебя забирает. Поэтому такими яркими были те мгновения счастья. И так долго помнилось то хорошее, что происходило в эти редкие моменты, и приходило понимание – лучше уже не случится никогда. Возможно, потом, с другой женщиной, будет больше привязанности, расчет или уже привычка, но вот так уже не будет. Настоящее случилось только здесь и сейчас, а потом… Пыль и тлен. Но ни капли сожалений.
Легкий шорох вывел меня из состояния философической задумчивости, заставив мягко высвободиться из объятий подруги, и, прихватив с края тумбочки новое приобретение с навинченным «тихарем», я осторожно стал подниматься на первый этаж. Было тихо, и шорох повторился уже громче, звук шел из гостиной. Голый мужик с пистолетом – это уже неожиданность, поэтому я в полуприседе выглянул в проем так, что видна была вся комната. На ковре в центре комнаты стоял мой побратим.