— На усиление к вам прикомандировываются еще двое офицеров из состава советнического корпуса, обоих вы знаете по перуанскому транзитному маршруту. Это капитан Седельников и старший лейтенант Мурзин, они прибыли в качестве сопровождающих заместителя военного атташе.
Никиту Мурзина я знал еще по брянскому центру, это был простоватого вида парень, похожий внешне на сказочного Емелю. Добродушный, флегматичный, он выделялся среди прочих слушателей редкостным терпением и усидчивостью. Из-за этого и еще из-за удивительного знания всяческих охотничьих премудростей выбор преподавателей был очевиден — инструкторы готовили снайпера-универсала. И, надо отдать им должное, Мурзин не провалил ни одного экзамена, включая самый жесткий, когда его, как матерого уголовника, гонял по чащобам чуть ли не полк «вованов». Тогда Никита вышел в точку эвакуации спустя две недели сидения во вполне комфортной землянке, которую он одолжил на время у каких-то дореволюционных охотников. Замшелый сруб по самую крышу ушел под землю, но что сделается проморенному вековому «листвяку», который только крепче со временем? Питался корешками, лягушками, червями, а также «солдатским счастьем» — луковицами тюльпана, он их ел то сырыми, то печенными в золе. Солдатики, съев всю тушенку и распугав местную живность, так и ушли тогда ни с чем. Но, несмотря на свои грозные навыки, Никита больше всего на свете любил придавить минут по сто — сто пятьдесят на массу. При этом, если нас приходилось отучать от храпа, то он спал как сурок — совершенно беззвучно. За это и за общий невероятно здоровый вид он получил прозвище Мурзилка, на которое иногда обижался, но с начальством не спорят, пришлось привыкнуть. Я же дал ему про себя другое, более соответствующее его характеру — Баюн. Стрелял Никита из всех видов нашего и доступного импортного оружия лучше всех во взводе, но всякие ружьишки с оптикой любил совершенно без оглядки.
Седельников тоже был стрелком, но лично я считал его личностью неудобной: слишком заносчив, из-за чего ему трудно было работать в группе. Его чаще, чем Мурзина, посылали в «автономку», поскольку неуживчивый характер Андрей Седельников компенсировал виртуозным исполнением поручаемых ему заданий. Но явного солиста тоже можно использовать, и, несмотря на общую безнадегу, у меня даже вырисовался план, как его умения можно будет применить с пользой для всех. Подкрепление в лице еще двух хорошо знакомых мне бойцов было неоценимым подспорьем, хотя шансы на успех по-прежнему были не блестящие. Однако идти все равно придется, поэтому скрепя сердце я кивнул связнику: мол, продолжай дальше.
— Не вариант, но хоть что-то. После проникновения на объект вам необходимо изъять некий артефакт из блока связи. Блок находится в главном здании, на карте отмечен цифрой 3. Вы его узнаете: он пирамидальной формы, без верхушки; вместо нее, скорее всего, в углублении, будет лежать небольшая сфера размером с пятикопеечную монету, стального цвета. Теперь смотрите внимательно и запоминайте.
Гера подошел к столу и вскрыл бумажный пакет. Оттуда первым выпал плотный сверток, в котором я узнал обычные для такого задания подробную карту района и таблицы радиочастот и позывных. Следом он аккуратно извлек непонятного вида плоскую коробочку из темного дерева, по-моему, это был мореный дуб или лиственница. Более всего коробка напоминала ученический пенал, но с круглым иллюминатором предметной шкалы за толстым стеклом, черными цифрами разметки и вкраплениями люминофора, каким покрывают навигационные авиаприборы. На торце в нижней от приборной шкалы части коробки в корпус были утоплены две кнопки: черная и красная. Габариты прибора укладывались в размеры стандартного калашниковского рожка, так что коробка вполне могла поместиться в одном из моих подсумков или карманов брюк. Шмидт взял коробку в руки и нажал на одну из кнопок в ее торце. Без единого звука стенка под иллюминатором выдвинулась на пару сантиметров вниз. Связник вытянул из прибора небольшой лоток, в центре которого оказалось круглое углубление.
— Эта штука поможет вам в поисках чипа управления. Прибор испускает волновые колебания определенной длины, он сконструирован специально для поисков этого электронного устройства.
— Радиация?
— Нет, — Гера улыбнулся и положил прибор на стол, чтобы я его лучше рассмотрел, — излучение совершенно безвредно, тут вам нечего опасаться. Прибор очень простой: черная кнопка для включения, и чем сильней стрелка отклоняется вправо, тем ближе источник излучения; красная кнопка открывает крышку в нижней части детектора. Но тут есть важный нюанс, который вы должны накрепко запомнить: как только чип окажется у вас, немедленно поместите его в лоток и задвиньте его до щелчка. После этого крышка больше не откроется, а при попытке взлома сработает небольшой заряд взрывчатки, который уничтожит и сам прибор, и чип соответственно.
— Все понятно, — я подтянул к себе планшетку, куда привычно стал заправлять полученные карты. — Каков будет способ эвакуации на случай, если нам удастся выполнить задание?
— В нейтральных водах лежит в дрейфе наше океанографическое судно «Академик Потапов», находящиеся на его борту боевые пловцы смогут высадиться на побережье, в указанной на вашей карте трехкилометровой прибрежной зоне. Активируйте штатный радиомаяк, — Гера кивком показал на плоскую черную коробочку, которую вытряхнул из пакета в последнюю очередь, — и за вами придут в течение часа.
Нужно отдать Шмидту должное: парень не увещевал меня по поводу того, что мы обязательно сможем вернуться и что это рядовая операция, какие он лично крутит сотнями каждый божий день. Мы оба понимали, что даже если случится кому-то выжить в ближайшие сорок восемь часов, это не обязательно буду я или кто-то из моих бойцов. Наверняка морские черти с «Потапова» уже высадились на берег дня два назад и в нужный момент продублируют нашу операцию, а мы сыграем роль беспокояще-отвлекающего фактора. Это в кино и приключенческих книгах главному герою рассказывают всю подноготную: куда и зачем он идет, да кто приказал, да зачем нужно, чтобы именно он сел голой жопой на очередного ежа. В жизни все с точностью до наоборот, и если уж посылают на задание, то говорят самый минимум, а если возможно, то вообще ничего не узнаешь. Как правило, диверсантов вроде меня в плен никто не берет, но это на большой войне, там действительно возиться некогда. А вот что касается войны охлажденной, где пострелушки — крайняя мера, то взять вражеского языка, да еще в сознании, — это бонус.
До сих пор помню учебный фильм, который нам показывали в брянском центре. Американцы широко рекламировали выступления наших солдат, захваченных в плен афганскими «духами». Выглядело это очень даже презентабельно: одетые в дефицитные и оттого жутко желанные многими согражданами импортные шмотки, «пленники гор» вещали про свою сладкую жизнь в Америке, показывали свои дома и квартиры, один даже был с какой-то крашеной шалавой в обнимку. Инструктор по психологической подготовке, который крутил кино, вдруг остановил пленку и спросил у нас, что во всех этих людях есть общего, кроме того очевидного факта, что они выбрали свободу ценой предательства. Помню, как мы загомонили, поднимая психологические профили изменников, шурша конспектами. Я молчал, глядя, как хорошо скрытое недовольство нет-нет да и проглядывает на лице пожилого подполковника. Вот тогда-то и проявилось чутье Андрея Седельникова: он, так же, как и я, помалкивал, но совершенно по-иному. Нужно сказать, что этот невысокий крепыш с зелеными глазами на круглом скуластом лице еще тогда меня сильно удивил. Дождавшись, когда последний знаток закончит изрекать длиннющие цитаты из конспекта, Седельников, или Вампир, как его прозвали за редкостное хладнокровие и аномальную выносливость, просто сказал: