От Вирана я уже знал, что будет дальше, а потому поторапливался. Быстро занял койку, сложил в тумбочку вещи, оделся в тёмно-коричневое обмундирование, чем-то похожее на матросские робы советско-российского ВМФ, притопнул мягкими яловыми сапогами и покинул спальное помещение. Вовремя. Потому что вместо офицеров кадетами занялись залетевшие в казарму сержанты с дубинками в руках, поприветствовавшие новичков злыми криками лужёных глоток, оскорблениями и ударами. Простым остверам подобное к себе отношение было не в новинку. Бастардам и бедным дворянам тоже, мы всякого повидали. А вот богатым и обеспеченным аристократам пришлось туго, и кое-кто даже имел глупость возмущаться, за что был награждён новыми тумаками и предложением покинуть «Крестич».
Вот с этого момента и началось наше обучение. Первый месяц являлся одним сплошным кошмаром, который был наполнен бегом, строевыми упражнениями, занятиями на спортивной площадке и избиениями, многие из которых приводили к травмам, и если бы не маги-целители, то большинство из нас на всю жизнь остались бы инвалидами. Так что каждый кадет-новобранец все эти дни находился в состоянии постоянного стресса. И хотя я не в курсе, кто составлял программу обучения и подбирал методику, но знаю, что наверняка этот человек был очень хитрым и жестоким ублюдком, который ставил своей целью сломать и растоптать новичков, а затем вылепить из них что-то новое.
На сон отводилось четыре, иногда пять часов. На гигиену и туалет – пятнадцать минут в день. На приём пищи – двадцать пять минут. На личное время, в которое входила стирка обмундирования и чистка сапог, – один час. Все остальные минуты и часы уходили на занятия и физические упражнения. Вне всякого сомнения, это очень жёсткий распорядок дня для вчерашних гражданских подростков. Мы с Альерой ощущали постоянную усталость, ноги были ватными, а тела одеревеневшими, и пару раз у нас случались настоящие обмороки. И когда у нас выпал первый выходной день и нам дали небольшой роздых, я обнаружил, что из двухсот кадетов осталось всего сорок пять измождённых человечков. Другие полторы сотни молодых новобранцев отсеялись и тихо-мирно, совершенно незаметно для нас, отправились за ворота военного лицея в свою прежнюю жизнь. И, лежа на узкой кровати, я сообразил, что за тридцать дней испытательного срока не познакомился ни с одним кадетом, не узнал ничего для себя нового, а курсантов старших курсов видел пару раз и то мельком, когда они возились с лошадьми или направлялись в фехтовальный зал.
Второй месяц обучения начался с очередного построения, на котором вновь появились офицеры-инструкторы – тройка подтянутых, похожих один на другого, словно родные братья, мужчин в тёмно-зелёной полевой пехотной униформе. Судя по красному ромбику на мягких погончиках, все они находились в одном звании – капитаны.
Не спеша офицеры прошлись вдоль сорока пяти кадетов, смерили нас презрительными взглядами, и один произнёс:
– Что-то их много.
– Да, – согласился с ним второй, – многовато.
– Определённо, надо сократить курс, в нём ещё есть отребье, – весомо добавил третий.
На этом невозмутимые, словно небожители на Смертном суде, офицеры покинули нас, и снова на тридцать дней первым курсом занялись сержанты. Правда, на этот раз они делали упор не на физические упражнения, хотя их никто не отменял, а на психологическое давление. Причём эти звери в человеческом обличье знали подноготную каждого кадета и били по самому больному. Ты беден? Попрёк нищетой. Бастард? Они крутили этот факт перед носом кадета и задевали его мать. Крестьянин? Следовал рассказ про тупость деревенских жителей, их необразованность и пьяные зачатия, в результате которого и родился данный ученик военного лицея, попавший в него лишь по недоразумению. В общем, доставалось всем, а в моем случае для сержантов было полное раздолье. И они многое поведали мне о моей трусости и бегстве из замка, глупости Квентина Ройхо, решившего, что он может быть на равных с герцогом, и никчёмности его дружины, прозевавшей нападение. Всё это происходило перед строем, и, скажу честно, я за малым не сломался. И только взгляд верного товарища Альеры, который морально поддерживал меня, а я его, не дал мне плюнуть на всё и не покинуть военный лицей с позором, как это сделали ещё пятнадцать человек нашего курса.
Но всё проходит, и второй месяц прошёл. Снова нам дали один выходной, а затем тридцать человек, всех, кто остался, под присмотром всё тех же офицеров, которых мы видели ранее, разбили на десятки и к каждому подразделению прикрепили постоянного сержанта. Мы с Альерой попали во второй десяток, и нашим командиром стал сержант Сантин, в прошлом пограничник-рейдер, двадцать лет на юге империи ловивший контрабандистов и диверсантов из королевства Асилк и успевший поучаствовать в знаменитом побоище на Диньском поле, где отличился полк Квентина Ройхо. И с этого момента началась более или менее нормальная учёба, так как с нами наконец стали заниматься учителя и инструкторы.
Однако определённого распорядка дня всё равно не было, всё происходило на первый взгляд спонтанно и неорганизованно. С утра – физподготовка, затем верховая езда, всего два часа, после – фехтование, а далее снова физические упражнения и история имперских войн. Какая-то мешанина. И хотя беготни по кругу и нагрузок стало меньше, а работы для мозга больше, меня такое положение дел всё же не устраивало, поскольку знаний и умений у меня опять не прибавлялось, а учителя и сержанты просто присматривались к кадетам и выясняли их интеллектуальный уровень. В общем, странный месяц, который истёк вчера. А сегодня начинается четвёртый, у нас будет очередной выходной день, а далее снова начнётся учёба, и, какие изменения грядут, никто, даже Виран Альера, точно не знает, потому что хоть он и имел про «Крестич» некоторую информацию, но не мог знать всё досконально.
Я вновь вернулся в реальность, а воспоминания, от которых у меня начинали скрежетать зубы, загнал в дальний угол своей памяти. Наши сержанты стоят перед строем и, хотя видят, что все кадеты на месте и за минувшую ночь никто из «Крестича» не испарился, выкрикивают фамилии своих подчинённых. Первый и третий десяток меня не интересуют, я вслушиваюсь в слова сержанта Сантина, высокого блондина, который чем-то напоминает жердь и в целом производит впечатление неуклюжего человека. Но мы знаем, что он может быть очень быстрым, резким и гибким и является великолепным гимнастом с навыками разведчика, который подмечает любую мелочь, а потому недооценивать его нельзя, и каждый кадет стоит не шевелясь.
– Виран Альера! – выкрикивает сержант.
– Я! – откликается мой единственный в этом мире ДРУГ.
– Нунц Эхарт!
– Я! – слышится бас некогда полного и весёлого, а теперь худого и вечно хмурого третьего баронского сына.
– Тарди Пест!
– Я! – подает голос сын простого ремесленника-оствера из Йонара.
– Торман Сарана!
– Я! – отвечает уже получивший сегодня тумака рано ставший сиротой и отправленный в лицей матерью шестнадцатилетний граф.
– Вилл Фертанг!
– Я! – Это наследник князя Фертанга, самый знатный из всех присутствующих дворянин и, стоит это признать, самый подготовленный к физическим нагрузкам человек на нашем курсе.