Он проговорил мрачно:
— Ваше высочество?
— Я хотел бы с вами поговорить подробнее.
Слуги ухватили повод Зайчика, я соскочил на землю, подошвы сразу утонули в жидкой глине.
Ульфилла отступил, давая дорогу. Я двинулся впереди, задрав голову и глядя прямо перед собой, но уши чутко ловят звуки, идет ли этот гад сзади, а то кто его знает, может повернуться и отправиться по своим делам, у церкви, дескать, своя власть, а мирской, которую мы сами называем светской, священники не подчиняются.
Пред самой дверью вперед проскользнул монашек, распахнул ее и, часто кланяясь, показывал, куда идти.
Я шагал по свежевыстроенному комплексу зданий, чувствуя за спиной Ульфилла, а в голове вертится мысль, что сама идея Христа, как сына Божьего, кажется дико языческой. Зевс, как мы знаем, трахал всех женщин, какие попадались под руку, от них рождались Персеи, Гераклы, совершавшие затем подвиги, так вот и христианский бог трахнул деву Марию, только по случаю не дефлорировав, такое иногда бывает, девственная плева просто растягивается, но не рвется, что дало возможность объявить такое зачатие непорочным.
В общем, бог, у которого от земных женщин появляется сын, для меня не бог, а языческий божок, как эллинские, скандинавские, славянские и прочие-прочие боги.
С моим эстетическим вкусом я не могу допустить, что Творец, создавший одним словом вселенную, пойдет совокупляться с земными женщинами, как Зевс или Кетцалькоатль Пернатый Змей, сын Кекакупекакекутля Ушастого Змея.
Ну, это то же самое, что я пошел бы вязаться с червяком. Нет, даже с амебой…
Монах остановился впереди, голова склонена, руки скрещены на груди.
— Ваше высочество…
Он не сказал, что это комната отца Ульфилла, это я понял с первого взгляда, едва толкнул дверь и шагнул через порог. Только голые стены, не считая огромного деревянного креста с фигурой распятого человека, да еще большой стол с бумагами, два экземпляра Библии и большая чернильница из зеленого камня с торчащим оттуда гусиным пером.
Стул только один, потому я по праву лорда сел без всяких церемоний и с подчеркнутым равнодушием смерил взглядом вошедшего следом Ульфилла.
— Вот что, преподобный… Я вас не люблю так же, как и вы меня. Но давайте на некоторое время оставим взаимную неприязнь.
Он остановился передо мной, сложив руки на животе, лицо полное неприязни.
— Ради чего? Я не предаю Господа!
— Хорошо сказано, — обронил я осторожно. — Не предаете Господа, хотя почти любой священник сказал бы: «Не предаю церковь».
Он фыркнул:
— Разве это не одно и то же?
— Не совсем, — сказал я мягко. — Вон у вас на столе раскрыта Библия, что весьма как бы похвально. Уверяю вас, у меня на столе она всегда открыта…
Он фыркнул, на лице откровенное недоверие.
— С какой целью?
Я сказал с достоинством:
— Вы можете проверить мои слова, начав какую-то строку… я ее тут же продолжу. Не хотите убедиться? Понимаю, понимаю. Мы оба с вами читаем Библию, хотя священники этого уже не делают! Им достаточно того, что узнали на первых уроках в семинарии. Разве не так?
Он поморщился, не хочет соглашаться со мной хоть в чем-то, но по лицу понятно, что да, уже схлестывался в диспутах с другими священниками, убедился в их малограмотности, и было это отвратительно и мерзко.
— И знаете, — спросил я, — почему?
Он сказал презрительно:
— Почему?
— Потому, что им важнее удержать власть церкви, — сказал я, — вместо того чтобы нести слово Божье! Вспомните, вспомните!
Он не стал вспоминать, сужу по его виду, пробурчал раздраженно:
— А что не нравится в церкви вам?
— Искажение Слова Божьего, — сказал я с пафосом. — В Библии есть все ответы!.. Нужно только читать внимательно, а не подменять своими хитрыми рассуждениями. Потому я стараюсь отпечатать как можно больше экземпляров, чтобы в каждом доме была эта святая книга!.. И чтоб каждый человек мог проверить, правду ли говорят священники! А вы разве не этого хотите?
Он помолчал в затруднении; я уже подумал было, что повернул слишком круто, однако Ульфилла обладает достаточно мощным умом, быстро понял, что я имею в виду.
— Да, — произнес он сумрачно, — если не переписывать, а вот так печатать… ну, это великое дело.
— Я и говорю! То есть глаголю.
Он буркнул:
— В каждый дом не получится, но хотя бы по экземпляру в каждое село…
— Это сейчас, — заверил я, — а придет время, когда сумеем и в каждый дом!
Он нахмурился, посмотрел на меня с недоверием.
— Одного не понимаю…
— Ну-ну?
— Вам это зачем? — спросил он в лоб.
— Отец Ульфилла, — сказал я подчеркнуто неспешно, — я понял наконец-то, почему вы так в прошлые разы ополчились на меня, как на приспешника дьявола!..
Он уставился с подозрением.
— Ну-ну?
— Просто я чуточку раньше вас заметил, — сказал я, — что наша церковь кое-где отошла от тех святых заповедей, которые оставил Христос!.. А сейчас и вы, думаю, перечитывая заново Святое Писание, начали замечать, что церковь некоторые заветы Христа как бы не замечает, а другие трактует по-своему!..
Он засопел, взглянул на меня с ненавистью и недоверием.
— И что?
— Ваша святая обязанность, — сказал я твердо, — вернуть церковь на истинный путь, пока она не зашла слишком далеко! Церковью рулят люди, они могут ошибаться. Не ошибается только Святое Писание, которое нам оставил Христос. По нему и надо жить.
Он смотрел в упор горящими глазищами, ему даже Папа Римский не указ, понимаю, сам такой. Признает авторитет Ульфилла разве что самого Христа или Моисея, вот в них его и нужно тыкать постоянно мордой.
— Вам, — повторил он с нажимом, — это зачем?
Я помолчал, осторожно подбирая слова, а он наблюдал за моим лицом с такой интенсивностью, что я чувствовал, как его взгляд проникает сквозь мою толстенную лобную кость и высвечивает тайные мысли.
— Можно бы сослаться, — ответил я неспешно, — что во мне столь велико рвение к Господу, но не стану… хотя оно есть, есть. Гораздо важнее для политика и государя то, что если люди ревностны в праведной вере, то они добродетельны в жизни, труде, воспитании детей…
Он нервно дернул щекой.
— А это к чему?
— Государю, — пояснил я, — тогда можно меньше держать городской стражи, можно упразднить тюрьмы и виселицы, а налог взимать самый малый… так как налоги повышаем потому, что многие уклоняются, а за них платят безропотные.