— В основном, — ответил он, — продовольствие, а также всевозможные драгоценности из окрестных дворцов, их спешили доставить под защиту стен. Руководил, кстати, граф Сильверберг, как вы уже знаете, а он близкий друг Мунтвига и его родственник по какой-то линии.
— Ага, — ответил я понимающе, — потому нам там и обрадовались в городе, сразу ворота открыли.
— Жалеете, что никаких особых сокровищ?
Я покачал головой.
— Знаете, граф… сейчас меня больше радуют эти сундуки с золотыми монетами, которыми могу заплатить жалованье армии.
Он слез со стены вслед за мной, я поднялся в седло Зайчика, а Бобик вдруг взвизгнул и ринулся в приоткрытые ворота. Через минуту он вернулся, а за ним ворвался на взмыленном и храпящем коне сэр Норберт, а за ним двое всадников из его элитной разведки.
Я насторожился, мог бы и прислать гонца, но если сам, то дело серьезное, а Норберт соскочил на ходу, подбежал и ухватился за стремя моего коня.
— Ваше высочество, — крикнул он запыхавшимся голосом, — простите, я был не прав!.. А вы… вы заглядываете далеко вперед!
— Ну, — пробормотал все еще настороженно, — я такой, а как же. Еще бы, это же я, а хто-то как бы. А что стряслось?
Он выпалил, все еще держась за стремя:
— Сдался город Зондерсхаузен, за ним сдалась крепость Шварцбург, а когда мой передовой отряд подошел к Обергершафту, там сразу вывесили белый флаг и распахнули ворота!..
— Гм, — сказал я, — ну это… как бы… ожидаемо. Это же мы…
Он отпустил стремя, отступил на шаг и сказал с великим почтением:
— Вы все-таки политик, сэр Ричард! Показательным разрушением Вифли вы так потрясли всех в Эбберте, что города и крепости сдаются без боя, едва только завидят хоть один из наших конных разъездов.
Я пробормотал:
— Дык… эта… Говорят же, удачливому и черт детей в коляске… колыбельке колышет!
Он спросил с интересом:
— А у вас детей много?
— Типун вам, — сказал я рассерженно, — не надо во мне это чувство вины, не надо!.. Господь велел плодиться и размножаться, а сам мало того что не объяснил разницы, но и не обеспечил подзаконными актами насчет как, когда, с кем, в какое время и при каких погодных условиях.
Он кивнул.
— Не думаю, что вам это мешает. С вашего разрешения я послал конные отряды далеко вперед, пусть принимают сдачу городов и крепостей.
— Действуйте, — ответил я. — Пусть все думают, что мы только и думаем, как бы наклонить Эбберт и взять в плен короля Харбиндера!
Альбрехт сказал медленно, с расстановкой и таким многозначительным голосом, что все поневоле прислушались:
— А у меня есть предположение, что как только вести о разрушении Вифли, что посмело вызвать ваш гнев, достигнут Сакранта, то и здесь, возможно, только возможно…
Норберт поплевал через плечо и перекрестился.
— Тьфу-тьфу, — сказал он, — только бы не сглазить.
Я вздохнул.
— Не будем загадывать. А то размечтаешься на всю варежку, а тебя тут же молотом между ушей со всего размаху хрясь!.. Оборачиваешься в изумлении, где это стучат, а тебя снова хряс-с-с-сь!.. Дорогой друг, идите отдыхайте, помогите подготовиться встретить армию Клемента. Думаю, он понимает, что Эбберт нам неважен. Если сломить Мунтвига, Эбберт сам сломится.
Норберт кивнул, поклонился и отбыл.
Альбрехт поинтересовался:
— Вы сейчас куда?
— В королевские покои, — сообщил я. — Я с неким… советником, скажем так, намечаю кого где поставить, чтобы вся государственная машина снова заработала. Да и послов скоро придется принимать. Если не сегодня, то завтра точно.
Он переспросил задумчиво:
— С советником?.. Похоже, хороший советник, если вы ему настолько доверяете. Кстати, ваше высочество, мне кажется вы избегали женитьбы очень мудро и правильно…
— Спасибо, — буркнул я.
— Потому что, — продолжал он невозмутимо, — как-то предвидели, что у вас будет этот шанс.
Я спросил недовольно:
— Вы о чем, граф?.. А то у меня разные предположения. А я человек такой предположистый, такое могу напредполагать, что и на голову не налезет.
Он хмыкнул.
— Непонятно? Вы мудро и дальновидно… пусть непроизвольно!.. не женились ради этого случая. Принцесса Аскланделла, — это не дочь одного из королей, это… дочь императора!
Я посмотрел на него с растущим подозрением.
— Да на что вы намекиваете, дорогой граф?
— Я никогда не понимал дураков, — ответил он размеренным голосом, — которые женятся… по любви. У тех, кто женится ради титула и земель, есть хотя бы разумный повод!
— Знаете, граф, — сказал я строже, — что-то вы не то говорите.
— Почему? — спросил он. — Когда-то нужно и остановиться. Нет, я не имею в виду завоевания или путь к славе, но… Аскланделла может быть невестой Ричарда точно так же, как и Мунтвига!
Я поморщился.
— Граф, Мунтвиг — император. А я даже не король.
Он улыбнулся.
— Хватит, принц. Хватит, а?.. Мы же все понимаем. Другие стремятся к короне, еще не представляя ее тяжести. Я уже не мальчик, повидал многое, потому, да, мне это зримо. Удивительно, что и вы, мой лорд, это понимаете. И догадываетесь, что лучше всего корону взять, когда она… как говорится, созреет. Или поспеет.
— Корона?
— Да, корона тоже, как яблоко, может оказаться рано сорванной.
Я пробормотал:
— Мне всегда будет казаться, что если она и созреет, то я… нет. Знаете, граф, вернемся в королевский дворец, а там займемся важными делами. Город мы взяли, но надо еще удержать. Все-таки мы забрались в самую глубинку земель неприятеля.
В большом зале слуги торопливо заставляют частоколом толстых свечей массивные люстры, похожие на тележные колеса из благородной меди, зажигают, а другие торопливо тянут за толстые веревки, поднимая эти светильники к потолку.
Прекрасно, эти службы уже работают. Слуги понимают, их не тронут, все нуждаются в обслуживающем персонале, без них здесь вся жизнь замрет.
На уровне второго этажа зал изнутри украшен балконом во всю длину, там прохаживаются часовые, два светильника в противоположных концах четко высвечивают их фигуры, здесь это привычно, но я сразу отметил, что таким образом они представляют из себя прекрасные мишени…
И хотя вроде бы здесь пока никто в них не должен целиться, однако же так расслабляться не должно, надо напомнить…
Альбрехт сказал тихонько:
— А вон там трон короля Леопольда! Ваше высочество, на нем нужно посидеть.