— То есть я так и останусь сержантом гвардии Александром Мечниковым?
— Да, этот вариант самый простой, и если кто-то будет проверять твои слова, то обязательно найдёт многочисленные доказательства того, что ты говоришь правду. Опять же, с Карой на этой теме сойтись проще, ты — воин, он тоже, хоть и бывший, а пластун, и в любом случае внимание на тебя обратит. Тем более что в камере ему нужна будет поддержка, ведь воры быстро узнают, кто к ним в гости пожаловал, а награду за его голову никто не отменял.
— И что дальше?
— Побег, сержант. Есть информация, что готовится бегство Бурова. Пока не ясно, как это произойдёт, но ты должен быть с ним рядом. Куда он, туда и ты, разумеется, если он не раскроет тебя.
— Как-то всё это стрёмно, товарищ майор. — В моём голосе были одни сомнения.
— Не боись, Мечников, все ходы записаны. Давай соглашайся. Это государственное дело, а шансы уцелеть у тебя очень хорошие.
— Допустим, — после недолгих раздумий ответил я безопаснику, — всё выгорит, и Буров меня приблизит, и побег удастся, и через границу мы переберёмся, и беглецов найдём. После этого что?
— Ну, так сразу и не скажешь, сержант. Ты слишком далеко загадываешь, но, если будешь осторожен и выживешь, вернёшься в батальон, а потом, по окончании своего контракта, сможешь перейти к нам.
— Я могу подумать?
— Нет, если согласен, то уезжаешь со мной. Ведь не думаешь же ты, что тебя без всякой подготовки в эту авантюру кинут? Надо связь обговорить, проинструктировать тебя и только после этого в работу включать. Итак?
— Да. — Рассудив, что дело интересное и терять мне особо нечего, я всё же согласился с предложением майора Захарова.
Быстро попрощавшись с боевыми товарищами и своими офицерами, отбыл с безопасником в Краснодар на закрытую тренировочную базу эсбэшного спецназа, который вёл свою родословную ещё от краевого отделения группы «Альфа». Здесь прошли шесть дней, во время которых меня постоянно инструктировали и объясняли, как вести себя при общении с таким человеком, как Буров, да впихивали основы шпионской профессии. Чушь это всё, и что я усвоил на все сто процентов, так то, что надо быть самим собой, и только тогда дело выгорит. Что же, подобная расстановка акцентов устраивала меня полностью, а то притворщик я всё же не очень.
Пришла пора начинать операцию, и при полном параде, сверкая бригадной нашивкой на левом рукаве бушлата, я вышел в город. Не шарахаясь по столице, засел в самом лучшем столичном кабаке, который назывался очень незамысловато — ресторан «Столичный», и начал бухать. Большую часть питья разливал, конечно, но кое-что и внутрь приходилось принимать. Наконец, ближе к вечеру, когда у меня уже в третий раз обновили сто и попросили расплатиться, я встал и прокричал:
— Какие вам, нах, деньги? Водки мне, живо! Крысы тыловые! Халдеи!
От входа ко мне подошёл охранник ресторации, плотного телосложения парень с короткой стрижкой, по виду бывший армеец, и попытался меня урезонить:
— Братан, не буянь. Нет бабла, ничего страшного, оставишь залог, а потом выкупишь.
В этот момент, глядя на охранника, который был всего на несколько лет старше меня и еле заметно подволакивал правую ногу, я чуть было назад не отыграл. Не хотелось доставлять неприятности человеку, с которым, может, я пересекался где-то ранее. Однако ресторан частично принадлежал самому главному городскому авторитету Ботику, а тот в любом случае имел связь с тюрьмой, и об обстоятельствах моего туда попадания будущие мои сокамерники должны были узнать как можно скорее.
— Где ногу подранил? — Я слегка хлопнул охранника в грудь.
— В Батайске, — ответил парень и брезгливо поморщился, почуяв мой перегар.
— Уважаю. — Снова хлопок в грудь. — Скажи этим, — кивок в сторону официантов, — чтоб ещё мне налили.
— Тебе хватит, гвардеец. Ты уже и так солидно набрался.
— Я сам решу, чего мне хватит, а чего нет! Водки мне!
Охранник схватил мою руку и попытался взять меня на болевой приём, чтобы вывести на свежий воздух, но я всё же был не настолько пьян и ситуацию более-менее под контролем держал. Вывернулся и нанёс ему несколько резких ударов в корпус. Охранник упал на пол, ничего серьёзного, скоро оклемается, а я схватил с ближайшего стола скатерть и резко дернул её на себя. Грохот, звон битой посуды и женские крики — всё смешалось в этот момент, а я, решив, что гулять так гулять, сдергивая скатерти с других столов, пошёл по залу.
— Твари! Я контуженый! Всех порву!
В этот момент появился местный патруль народной стражи: Гриша, Петро и Малый, краткое досье на каждого я ещё пару дней назад прочитал, и с ними можно было не церемониться, так как за каждым из них водилось очень даже немало грешков. Патрульные оружие применить даже не попытались, хотя могли бы, и, выхватив свои штатные ПР, бросились ко мне. Первым на мой коронный удар с правой в челюсть налетел Петро, толстый, солидный, с густыми усами. Хлоп! Один удар — и один человек на полу. Второго я встретил ударом ногой в живот. Бац! Второй патрульный скрючился и лежит — кажется, это был Малый. С третьим пришлось повозиться, так как Гриша, конопатый и белобрысый мужчина, оказался совсем не дурак подраться, а этого я не знал и в его досье не читал. Однако и его свалил, для начала врезав ногой по коленной чашечке противника, а после этого уже добив в голову.
После избиения патрульных пришла пора вмешаться бойцам СБ, которые ну совершенно случайно проезжали мимо. В ресторан вломились пятеро крепких парней в бронежилетах, касках-сферах и при оружии.
— Всем лежать! — Громкий командный голос капитана Густова, который командовал бойцами, перекрывая крики женщин и официантов, разнёсся по залу. — Работает СБ.
Я бросился к ним, якобы с намерением продолжить драку, и вскоре сам оказался на спине. Били меня не сильно, но синяков понаставили целую кучу. После этого представления меня сковали наручниками и отволокли в ближайший участок народной стражи. Здесь театрализованное действо продолжилось, и дежурный офицер МВД всю ночь очень веселился над избитыми патрульными, порывавшимися вломиться в КПЗ и отомстить мне за своё унижение. Поутру я был отправлен в городскую тюрьму, надо сказать, единственную во всей Конфедерации, и оказался в переполненной людьми камере, где никто не поинтересовался, кто я такой, хотя на армейский бушлат и почти оторванную нашивку не один человек взглянул с неприязнью. Так началась моя новая жизненная эпопея.
В узкое окошко общей тюремной камеры свет проникал едва-едва, и, несмотря на лёгкий морозец снаружи, внутри было жарко и душно. По всем тюремным стандартам, в камере нас должно быть десять человек, а находилось двадцать пять. Ладно, тесноту можно было перенести, неудобство, конечно, но вполне терпимое. Больше всего меня доставала местная вонь, все те сотни запахов, которые смешиваются в единое целое и пропитывают собой всё вокруг. На миг я закрыл глаза и попробовал разделить эти запахи: немытые тела, давно не стиранная одежда, пот, хлорка, параша, чуть-чуть ваксы — это охрана заходила, прокисшая еда, еле заметный аромат анаши, табака, крови и заплесневевших стен. Б-р-р-р! Всё вместе — это такая мерзость, что в первые минуты моего здесь пребывания чуть не блеванул. Хорошо, что последние сутки ничего толком не ел.