Оба Серых побледнели и, перебивая друг друга, принялись меня убеждать, что обманывать клиентов им невыгодно. Так как они не вернутся и не приведут с собой других.
Слушать их аргументы мне было некогда, и я, кивнув, вынес дверь плечом. А оказавшись на улице, быстрым шагом рванул к выходу из Черной слободы. Мрачно поглядывая на солнце, почти касающееся краешком крыш. И моля Двуликого, чтобы он не дал в обиду баронессу д’Атерн и как-нибудь сократил мой путь.
Увы, Бог-Отступник оказался не в настроении – когда я добрался до Ремесленной слободы, он вдруг решил ниспослать мне еще одно испытание.
Услышав истошный женский крик, донесшийся из-за таверны «Волчья Стая», мимо которой я как раз проходил, я с большим трудом заставил себя остановиться: на ее задворках творилось что-то непотребное. И именно в тот момент, когда у меня не было времени!
«Ну почему именно сейчас?!» – мысленно взвыл я, поколебался несколько мгновений, поудобнее перехватил посох и все-таки втиснулся в узкий проход между домами.
Пара десятков скользящих шагов между кучами объедков – и по ушам ударил возмущенный рев:
– Хватит трепыхаться, с-сука!!!
Судя по голосу, мужчина пьян. Не до умопомрачения, но достаточно сильно, чтобы превратиться в раба собственных желаний. Поэтому я перешел на бег и через пару мгновений оказался на заднем дворе таверны.
Один взгляд на происходящее – и я напрочь забыл про то, что куда-то торопился: пять подвыпивших дворян нагло ссильничали девку! Днем! В столице! В двух шагах от улицы, по которой периодически прогуливалась стража!!!
Хотя… нет – ссильничал только один. Разложив ее на краю телеги и забросив молочно-белые ноги себе на плечи. Четверо остальных помогали – один вдавливал в сено голову, двое – держали за руки, а последний рвал на ней сарафан и повторял:
– Хватит трепыхаться, с-сука! Хватит, говорю!!!
– Оставьте девку в покое, – сбросив котомку на землю и перехватив двумя руками посох, рыкнул я.
Меня услышал только один. Тот, который держал ее за голову – поднял взгляд, удивленно почесал гладко выбритую щеку, а потом пьяно ухмыльнулся:
– О, Нелюдь пожаловал!
Насильник очередной раз подал таз вперед и сладострастно вздохнул. Девка тоненько закричала, и я, рванувшись вперед, вбил навершие посоха в коротко стриженный затылок.
Хрустнула проламываемая кость, и тело со спущенными штанами начало медленно клониться вперед. Туда, к искаженному мукой лицу и груди, торчащей из обрывков сарафана…
Шаг вперед, рывок за уже начавший розоветь кружевной воротник – и насильник шлепнулся в грязь. Тем самым открыв мне окровавленное срамное место.
Я вздрогнул, перевел взгляд чуть дальше – туда, где должен был алеть изуродованный, как у Ларки, сосок – и на мгновение забыл об остальных дворянах.
Как оказалось – зря: мужчина, стоявший слева от меня, выхватил из ножен меч и попытался всадить его мне в печень.
Я уклонился. В самый последний момент. И, остановив следующую атаку встречным ударом в живот, разорвал дистанцию.
Вовремя: тот, увидевший во мне слугу Бога-Отступника, бросил в меня нож! И чуть не попал – клинок просвистел в двух пальцах от уха и улетел к забору.
Укол в горло… Подсечка… Удар кинжалом в правое подреберье… Глубокий выпад, направленный в пах – судя по последовательности ударов, у «правого» был очень хороший опыт реального боя. Причем не дуэлей, а именно боя. Против противников, вооруженных любыми видами оружия: он с легкостью предугадывал мои удары еще до того, как я их начинал и контратаковал с такой скоростью и силой, что частенько заставлял меня прерывать начатое движение.
Удар вдоль древка посоха с одновременным смещением мне за спину, выполненный им из крайне неудобного положения, вышиб меня в прошлое – я вдруг увидел в нем графа Ареника. И даже услышал ненавистный голос:
– Убьеш-ш-шь, говориш-ш-шь? А ты наглец-ц-ц, мальчиш-ш-шка!!!
– Убью!!! – пообещал я. Не белому – графу. И ударил.
«Задний» конец посоха вылетел из-под локтя и замер в пальце от ребер! А белый, усмехнувшись, без особого труда ушел и от двух последующих движений!!!
Блок… Смещение… Уход от удара в колено… Еще один блок… Уклонение от метательного ножа… Прыжок в сторону… – следующие минуты полторы я метался по двору, пытаясь выжить: на меня наседало сразу трое противников, а четвертый, успевший обойти телегу, стоял с ножом в руке и выжидал удобного момента для броска.
Бросил… Именно тогда, когда я решил воспользоваться Благословением Двуликого. Грязно выругался. Потом выхватил меч и… ни с того ни с сего прыгнул в гущу боя! Пытаясь рубануть меня по диагонали.
Не попал. Но помешал одному из своих товарищей! И еще как – я, как раз успевший дочитать Благословение, концом посоха отвел меч чуть-чуть в сторону, и отточенное лезвие чиркнуло по шее того, кого я мысленно называл «правым».
– А-арх-х-х… – захрипел мечник, выронил клинок и схватился за горло. Пытаясь удержать жизнь, вылетающую из него вместе с фонтаном крови.
– Ваша светлость!!! – заорал метатель ножей и, забыв меня, бросился к раненому! Ненароком толкнув того, кто называл девку сукой.
Тот потерял равновесие и пропустил два удара – в плечо и колено.
Белый, которого я назвал «левым», попытался прикрыть его от добивающего удара, самоотверженно вытянулся в слишком глубоком выпаде и не смог уйти в сторону – оголовье моего посоха последовательно перебило ему обе ключицы.
– Тварь!!! – заорал он и упал.
А я метнулся к крикуну, зачем-то пытающемуся удержать «правого» в вертикальном положении.
Вышел на дистанцию удара. Перебил колено. Потом легонько тюкнул по голове и… заставил себя остановиться: передо мной были белые! Того, кто ссильничал, я уже убил. А шоссы остальных были завязаны и не носили следов крови. То есть я не имел права считать этих людей насильниками!!!
Кое-как заставив себя успокоиться, я вытер посох пучком сена, подошел к девке, убедился, что она жива, и… метнулся к котомке: в лавке Лауна Чернобородого меня ждала леди Мэйнария д’Атерн.
Мэй…
– Вот эти кружева – из Рагнара. Эти – из Тиррена. Эти – из самой Картарии. Вот это связано крючком, это – спицами, это – шито иглой, – громыхая крышками сундучков, распинался мэтр Лаун. – А здесь у меня хранится самое дорогое – подушечное [160] кружево из Белогорья! Посмотрите, какое чудо, ваша милость!
Я отлипла от оконного стекла и, стараясь не морщиться, посмотрела на это самое «чудо». Мельком. И, успев разглядеть только то, что оно белое, перевела взгляд на портного: