В каюте владелицы яхты бледный худой подросток выслушал все до конца. Уставившись горящим взором в мерцающие глаза собеседника, он коснулся его плеча и произнес:
— Я с тобой, Тед.
— Нет, не так, Аль, — черноволосый ответил взглядом на взгляд, повторив жест. — Мы с тобой вместе.
В небе вспыхнула молния, вслед за ней загремел гром.
Женщине, которая в далекие времена носила известное на весь Меон имя Эмин Дано, сейчас было трудно, как никогда. Она рвала собой ткань пространства и времени. И не потому, что так надо, а по собственной воле. Она чувствовала — сейчас может случиться то, что изменит весь мир. Но прорваться казалось почти нереальным. Ведь Шайм Бхал открывали пути и дарили свободу другим, тем, кто сможет ею воспользоваться. Но Эмин Дано чувствовала себя матерью. А сейчас детям плохо! Их надо спасти!
За всю долгую, полную событиями человеческую жизнь она не знала мужчины и тщетно мечтала о детях. После Вознесения — тоже. Но она понимала, что этого делать нельзя. Не ее время сейчас. Нужно позволить событиям протекать сквозь себя. Быть ключевой фигурой, самой ничего не решая. Эмин вздохнула бы... если бы могла. Все складывалось так же, как и на протяжении ее земной жизни. Стоило сделать несвоевременный шаг, проявить личную волю, как события, уже готовые к воплощению, рушились, падали к ее ногам клубками спутанных нитей. То, что должно было произойти, уже никогда не происходило. Она поняла это еще в ранней юности, в человеческой жизни. Поэтому у нее достало сил познакомить единственного, любимого на всю жизнь человека со своей младшей сестрой, а затем присутствовать на их свадьбе. Достало сил отказаться от материнства — так надо. А потом прожить жизнь. Никто не освобождал ее от этой обязанности. Когда после «смерти», явно устроенной какими-то силами, ее забрали владыки Шайм Бхал, женщина не удивилась. Людям — жизнь и смерть, ну а ей — как всегда. Что-то среднее.
В Шайм Бхал ее роль оказалась такой же, как на земле. Те, что были равны ей по силам, пролагали новые событийные линии, ошибались и падали. Никто после этого их больше не видел. А она, Эмин Дано, продолжала пассивно влиять на события, позабыв о себе. На что пенять? Можно стать богом и перейти в другой мир. Но разве от этого ты перестанешь быть самим собой? Вот это и есть настоящий предел.
Но именно потому, что Эмин Дано была собой, она продолжала бороться. Таила желания и ждала. Даже вечность когда-нибудь кончится, и тогда у нее будет ребенок. Эмин даже сейчас чувствовала себя матерью. Как это возможно? Она и сама не знала. Ведь она давно уже не человек. Но она — мать. Того, чего еще нет. Мать нового мира.
Эмин снова рванулась, загнав внутрь глухую тоску. Сеть мировых линий, переплетающихся вокруг нее, была прочной. Словно двойными морскими узлами завязана. Чем сильнее бьешься, тем туже затягиваются эти узлы. И ведь каждый из них — событие, сплетение человеческих жизней... Пространство—время стыло вокруг нее, словно густой клей. Женщина чувствовала себя мухой, попавшей в паутину. Но вдруг она все—таки вырвется? Сможет стать духом—хранителем? Привидением? Эти мальчики там, в океане... Они могут ошибиться. А они — не игрушки слепых сил!
Они — люди!
— Стой, сестра, — раздался глухой голос. Он напоминал рокот прибоя. Этот голос Эмин узнала бы всегда и везде. Ее названый старший брат.
— Юйг, — она промолвила его имя и внутренне сжалась.
— Ничего, младшая, — ответил ей тот, сочувствуя. Эмин ощутила, что ее словно с ног до головы захлестнуло соленой волной океана. Стало заметно легче.
Перед женщиной соткался из воздуха немолодой зохр в одежде матроса. Обнял за плечи, погладил по голове, как девчонку. В душе Эмин боролись бессилие, стыд и гнев.
— Только стыд, сестра, из всего этого правильно, — сказал зохр, ощутив ее чувства. — Но и он пройдет, ты сама знаешь. Жди, и все это когда-нибудь закончится.
Эмин поежилась. Юйг не сказал, что пройдет и как кончится. Впрочем, она сама поступила бы так же, разговаривая с кем-то из младших. По-другому — нельзя.
— Теперь о твоем стыде, Эмин, — обратился к ней старший брат. — Вернее, о его причине. Только что ты кричала, что силы — слепые. А сама ты чему учишь? Тому, что настоящая сила ведет, так? А о том, что она может вести только к свободе, ты умалчиваешь и правильно делаешь. Пусть думают сами. Развязывают узлы предопределенности, ограничений. Пусть сами рождаются в мир. Пока бабочка не сформировалась, ее место внутри куколки. Я прав, сестра?
Эмин смолчала.
— И развязывай дальше сама свои узлы, — подытожил Юйг. — Теперь поговорим о детях, к которым ты так рвалась.
— Завязка узла кармы, — печально произнесла женщина.
— Тебе всё узлы. Ты о чем-то другом думать можешь?
— Как ты сам это видишь? — поинтересовалась она.
— Создание новой тактической пары.
— Они смогут перевернуть мир? — Эмин спросила сдавленным голосом.
— Они молоды. Они, в отличие от тебя, могут действовать. Справятся ли мальчишки — зависит от них. И перестань вешать на них свою старую дурь! Тебе нечего дать им. Так что оставь их в покое.
Эмин не выдержала и разрыдалась, прижавшись к плечу брата. А Юйг уже думал, объемно и четко, передавая образы младшей сестре. Она видела — в небесах ключ, который был еще чем-то. И его открывал другой ключ.
«Матерями могут быть лишь молодые женщины. Подожди, еще не наступила твоя настоящая юность, сестра...»
В это же время на земле, у берегов залива Зохр—Ойд, люди видели странные вещи. На восточном склоне неба трепетало сияние. То разгоралось, то гасло. Его окружал грозовой фронт. Не затмевал, а шел с двух сторон. Обнимал тучами, словно руками. А признаки наступающей бури вдруг почему-то ушли, и даже в разрывах туч стали видны ясные звезды.
Четыре дня, которые корабль провел в плавании к Калайскому архипелагу, стали испытанием для членов команды. Два подконтрольных капитану подростка днем и ночью сидели, запершись в каюте, и только корабельный кок время от времени навещал их. А иногда и того не пускали. Из-за двери матросы слышали тихий, но яростный спор.
— Мы должны драться! — настаивал Тед. — Никто из этих морских сопляков не владеет даже основами борьбы зохр. А я даже глазами их всех положу! Они — суеверные идиоты. Стоит им увидать глаза зохра...
— Сразу лезут под мебель? — иронично спросил Аль.
— Еще как!
— Ну и много полезли уже?
— Да один. Еще дома. Там, в кабинете отца, один купчик...
— От глаз отца небось? Не от твоих?
— Да...
— Отец твой у нас кто? Полноправный властитель. А твои глаза, Тед... Извини, они тогда находились значительно ниже глаз купчика. Он смотрел на тебя сверху вниз. Еще раз извини. — Аль опустил взгляд. — А теперь насчет борьбы зохр. Сколько времени ее изучают?