Лена фыркнула и первой вошла в комнату. Ударила ладонью по выключателю:
– Смотри! Что тут смотреть-то?
Тамара Тимофеевна провела седоволосого на кухню.
– Электрочайник, микроволновка, тостер, кофеварка… – недовольно и хрипло начал перечислять седоволосый, – понакупят приборов, а потом жалуются…
– Да когда мы жаловались-то? – всплеснула руками Тамара Тимофеевна. – И кому? Что ж нам, на костре варить? Двадцать первый век…
В комнате, куда удалились Лена со «студентом», раздался негромкий глухой стук. Тамара Тимофеевна, подняв брови, отчего ее лицо приняло удивленно-настороженное выражение, подалась было к выходу из кухни, но на пути ее стоял седоволосый и, словно не понимая, что хозяйка хочет пройти, сторониться не собирался.
– Жаловаться будете, когда сгорите к чертовой матери! – взмахнул рукой седоволосый. – Дома старые, проводка с советских времен еще – она мощности современных приборов не выдерживает.
– У нас одних, что ли, такие приборы? – проговорила Тамара Тимофеевна, все меньше понимая, что происходит. – А чего это там… Лена! – позвала она. – Лена!..
Седоволосый быстро и точно, не размахиваясь, но очень сильно ударил женщину в живот. Задохнувшись, Тамара Тимофеевна согнулась и повалилась набок. Глядя, как она корчится на полу, мужчина вытащил из кармана и быстро надел белые нитяные перчатки. Затем, пробормотав:
– Куда ж ты, мамаша… – подхватил ее за руку и за плечо и мягко усадил на пол. Тамара Тимофеевна опрокинулась на спину, как тяжелая тряпичная кукла. Седоволосый, наклонившись, посмотрел ей в лицо и присвистнул.
– Пойдем, поможешь мне, – прозвучал позади него тихий голос «студента».
Седоволосый рывком выпрямился.
– Неаккуратно, – глянув на неподвижное тело женщины, оценил «студент». – Живодер ты, Борман.
На руках «студента» тоже появились перчатки.
– Да живая она, – хрипло сказал седовласый. – Дышит.
– Пока – дышит.
– Очухается. Но нескоро.
– Пойдем, говорю.
Вслед за «студентом» Борман пересек гостиную и вошел в комнату, где рядом с большой кроватью лежала лицом вниз Лена.
– Здоровая какая, кобыла, – безо всякого выражения сказал «студент», – давай ее вот сюда.
Вдвоем они переложили девушку на кровать, перевернув на спину – так, что стала видна багровая вдавленная полоса на ее горле. Лицо Лены было густо-красным. «Студент» достал из кармана моток клейкой ленты, бросил седоволосому Борману. Тот, видно отлично знавший, что от него требуется, раскинул девушке ноги, спустил правую и принялся приматывать ее к ножке кровати. Когда он перешел ко второй ноге, «студент» уже успел связать Лене руки тонкой бечевкой, которой он, судя по всему, и придушил девушку. Двумя оборотами клейкой ленты «студент» накрепко залепил Лене рот. И только после этого стал, широко размахиваясь, бить ее по щекам. Очень скоро девушка открыла глаза… и замычала.
– Чего встал? – деловито расстегивая брючный ремень, обернулся «студент» с седоволосому. – Иди, работай.
– Делов-то… – пробурчал Борман, покидая комнату, – на две минуты. Тут и взять нечего: три ложки, две вилки… Не мебель же выносить? Телевизор погромче сделать? – спросил он, задержавшись на дороге.
– Нет. Не надо. Иди уже.
«Студент» разделся догола, аккуратно сложил свою одежду на стул рядом с кроватью. Взгромоздился на постель – Лена дернулась и изо всех сил, надрывно, закричала. Крик этот, приглушенный двумя слоями клейкой ленты, был едва слышен, но от этого не менее страшен. Она крикнула еще несколько раз, пока не стала задыхаться. Пока она кричала, бешено вращая выпученными глазами, «студент», склонив голову, смотрел на нее сверху: спокойно и очень внимательно, как будто хотел запомнить все происходящее до малейшего звука, мимического движения… до самых крохотных деталей выражения глаз. Когда Лена замолчала, со всхлипом, натужно дыша через раздутые ноздри, «студент» распахнул ей халат, одним рывком сорвал с девушки лифчик. Колыхнулись высвобожденные крупные груди, и «студент» непроизвольно, как-то по-звериному, оскалился. Лена поймала взгляд его сузившихся глаз, и снова закричала. Крик ее заклокотал, свернувшись в отчаянное мычание, когда «студент», быстро наклонившись к ее правой груди, сжал зубами темный сосок. Голая худая спина его, на которой резко обозначились острые бусины позвонков, моментально покрылась каплями пота. Дважды передернув плечами, «студент» выпрямился – его рот и подбородок были в крови. Резко запрокинув голову, так что капельки крови изо рта попали ему на горло и грудь, он судорожно задвигал кадыком, проглатывая крохотный кусочек плоти. Лена уже не видела ничего этого, она вновь потеряла сознание.
«Студент» улыбнулся окровавленными губами и опять принялся бить девушку по щекам.
…Уходя из спальни, седоволосый захватил с собой клейкую ленту, которой, вернувшись на кухню, скрутил Тамару Тимофеевну, так и не пришедшую в себя, предварительно сняв с нее все золотые украшения. Затем он начал обшаривать подоконник, кухонные полки и холодильник, проверяя каждую банку, каждый пакет, вытряхивая даже землю из цветочных горшков. Действовал он ловко и быстро и через несколько минут перешел в гостиную. Здесь он задержался дольше, сидел на диване, бездумно пялясь с телевизор, морщась каждый раз, когда из спальни доносились мычащие вскрики. Потом зачем-то пошел в прихожую.
– Ну и как? – спросил его появившийся из спальни «студент». На нем были одни брюки, рубашку он держал в руках. Покрытая каплями крови худосочная грудь лоснилась от пота.
– Кошкины вошки, – непонятно ответил Борман, отводя глаза. – А ты чего-то другого ожидал?
– Двигай туда, – «студент» мотнул головой назад. – Только смотри… не задерживайся.
– И не собираюсь там задерживаться… – пробормотал седоволосый, поднимаясь с дивана.
Пока седоволосый Борман был в спальне, «студент» сходил в ванную, вернувшись оттуда, неторопливо застегнул рубашку; подойдя к зеркалу в прихожей, пригладил волосы и надел очки.
– Она живая вообще? – выйдя из спальни, серьезно осведомился Борман. – Ну зачем это опять понадобилось?..
– Что у тебя? – перебил его «студент».
Седоволосый протянул ему облупленную деревянную шкатулку, лубочно расписанную «под хохлому». «Студент» открыл шкатулку, запустил в нее длинные худые пальцы… выбросил на пол несколько колечек и сережек, бормотнув:
– Бижутерия… – и ссыпал то, что оставалось в шкатулке, в карман брюк.
На кухне послышался шорох и сдавленное мычание.
– Очухалась, – хрипло констатировал седоволосый. – Ё-мое, только время зря потратили – пара грошей, кучка рыжиков, две трубки… да и те позорные. Ну и ты еще… развлекся.
– Не ной, – остановил его «студент». – Папку принеси мою. И пошли отсюда.
Пока седовласый ходил за папкой, он быстро и умело протер рукой в перчатке ручку на входной двери – видимо, чтобы уничтожить отпечатки пальцев. Затем огляделся и проговорил непонятно к кому обращаясь своим тихим трескучим голосом: