— Хотя трудно сказать наверняка, — заметила Хомили, рассматривая исторгнутые из трубы остатки различных предметов. — Особенно в марте.
Они нашли свой багаж у самого выхода из водостока, там где булавка застряла в песке. Крышка от мыльницы зацепилась боком за торчащий корень, а яйцо, как обнаружила Арриэтта, скатилось в реку; оно лежало на дне, покрытое серебряной рябью, и казалось почему-то расплющенным. Но когда они со Спиллером вытащили его на песок, они увидели, что причиной тому было преломление света в воде; яйцо сохранило свою обычную форму, пострадала лишь скорлупа — она была вся в трещинах. Арриэтта и Спиллер вкатили яйцо на берег, туда, где Под распаковывал намокшие сверху узлы: ему не терпелось узнать, помогли ли куски брезента, в которые он их завернул. И теперь он с торжеством одну за другой вынимал вещи и клал их на теплый песок. «Сухие, как порох», — приговаривал он.
Хомили взяла из дому по смене белья для каждого из них. Теплые фуфайки, хоть и чистые, были сильно поношены и растянуты; она сама их связала на штопальных иглах, когда они жили под кухней в Фирбэнке, — как давно это было! Арриэтта и Хомили разделись, зайдя в трубу, но Спиллер, хотя и ему предложили взять что-нибудь из вещей Пода, не захотел менять свой наряд и ускользнул за поворот реки посмотреть, в порядке ли чайник.
Когда все переоделись и повесили мокрое платье сушиться, Хомили сняла скорлупу с верхушки яйца. Под обтер свое драгоценное лезвие бритвы, смазанное маслом, чтобы оно не заржавело, и отрезал каждому по ломтю. Они сидели на солнышке, любуясь рябью, и с аппетитом ели. Вскоре к ним присоединился Спиллер. Усевшись у самой воды, он задумчиво жевал; под горячими солнечными лучами от его мокрой одежды шел пар.
— Где именно он стоит, твой чайник? — спросил Под.
Спиллер дернул головой в сторону:
— Там, за поворотом.
Под захватил с собой из дома наперсток, и они напились свежей воды. Затем снова запаковали вещи и, оставив платье сушиться, пошли следом за Спиллером за излучину реки.
Перед ними возник еще один песчаный пляж, более открытый, чем первый, чайник стоял у самого берега в дальнем конце. Он немного наклонился на сторону — так Спиллер его и нашел, — застряв среди веток и сучьев, принесенных течением. В этом месте река делала поворот, и все, что по ней плыло, цеплялось за выступавший острым углом берег. Арриэтта заметила, что течение здесь быстрое, а дно круто уходит вниз.
Над водой свисали ветви куманики, росшей на берегу возле чайника, — среди рыжевато-коричневых мертвых листьев зеленели молоденькие листочки; некоторые из старых побегов спускались прямо в воду, и в туннеле под ними Спиллер держал свою барку.
Арриэтте хотелось первым делом посмотреть на барку, но Под стал обследовать со всех сторон чайник; с одного бока у самого дна он увидел довольно большое круглое отверстие, проеденное ржавчиной.
— Вход? — спросил Под.
Спиллер кивнул.
Под посмотрел наверх. Он заметил, что крышка закрыта неплотно, а к шишечке посредине привязана веревка, перекинутая через поднятую ручку.
— Пошли внутрь, — сказал Спиллер, — я вам все покажу.
Они вдвоем зашли в чайник, а Арриэтта и Хомили остались греться на солнце. Однако не успели они скрыться, как Спиллер снова появился у входа.
— Убирайся! Чтоб духу твоего здесь не было! — сердито крикнул он и поддал босой ногой пятнистой желтой лягушке.
Один прыжок — и та скатилась в воду. За ней последовали две мокрицы; когда они свернулись шариком, Спиллер поднял их с пола и выбросил наружу.
— Больше ничего нет, — сказал он, с улыбкой глядя на Хомили, и вновь исчез.
Помолчав немного, Хомили шепнула Арриэтте:
— Не очень-то мне хочется спать там этой ночью.
— Мы можем устроить генеральную уборку, — шепнула в ответ Арриэтта. — Вспомни ботинок.
Хомили грустно кивнула.
— Когда, ты думаешь, он отвезет нас в Литл-Фордэм?
— Как только сплавает за грузом. Ему нужна полная луна, — шепнула Арриэтта.
— Почему?
— Он плавает большей частью по ночам.
— А-а, — протянула Хомили; по ее растерянному лицу было видно, что она совсем сбита с толку.
Их внимание привлек металлический звук, доносившийся с верхушки чайника; они увидели, что крышка поднимается и опускается, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Зависит от того, что вам надо… — услышали они голос Спиллера.
— Ловко придумано, — раздался в ответ второй голос; он звучал, как из бочки.
— Совсем не похоже на Пода, — шепнула Хомили испуганно.
— Это потому что он в чайнике, — объяснила Арриэтта.
— А-а, — снова протянула Хомили. — Лучше бы они вышли наружу.
И не успела она закончить, как Под и Спиллер действительно вышли. Стоя на плоском камне, служившем Спиллеру порогом, Под выглядел на редкость довольным.
— Видела? — спросил он у Хомили.
Хомили кивнула.
— Ловко придумано, да?
Хомили снова кивнула.
— А теперь, — весело продолжал Под, — мы взглянем на барку. Какие у тебя на ногах туфли?
На Хомили были ее старые туфли, сшитые Подом.
— А что, — спросила Хомили, — там очень грязно?
— Понятия не имею. Но когда садишься на корабль, можешь и поскользнуться. Лучше иди босиком, как Арриэтта…
Хотя издали казалось, что барка стоит вплотную к берегу, между нею и песком была полоска холодной, как лед, воды, которую им пришлось перейти вброд. Забравшись на нос, Спиллер помог им подняться на борт. Неуклюжая (как подумала Арриэтта, залезая внутрь под навес, сделанный из гетры) барка оказалась просторной, а благодаря плоскому дну — и устойчивой. Это был, как и угадала Хомили, ящик для ножей, вилок и ложек: очень узкий и длинный, с отделениями разной величины.
— Его, скорее, можно назвать баржей, — сказал Под, разглядывая все вокруг; он заметил посредине барки деревянную ручку, к которой была прибита гетра.
— Не дает гетре сползти, — объяснил Спиллер, похлопывая навес над головой, — если, скажем, захочешь поднять ее с боков.
Трюмные отсеки (отделения ящика) были пусты, за исключением самого узкого. В нем Под увидел вязальную спицу янтарного цвета длиной во все судно, сложенное вчетверо обтрепанное по краям красное одеяло, тонкий десертный нож из черненного серебра и свою собственную половинку ножниц — одно лезвие с ручкой.
— Значит, они все еще у тебя? — сказал он.
— Частенько идут в ход, — сказал Спиллер. — Осторожно, — добавил он, видя, что Под взял ножницы в руки. Я их немного подточил.
— Не отказался бы получить их обратно, — проговорил Под с завистью, — если, скажем, ты когда-нибудь раздобудешь другие.