Столяр хотел возразить. Все же Москвитин в отличие от них обоих мог спокойно и один противостоять целой банде моджахедов. Но промолчал. Лопырев являлся старшим в их связке и отличался подленьким характером. Доложит еще Оболенскому, что Столяр вел себя подозрительно, и накрылось теплое хлебное местечко. А терять его старший лейтенант не хотел. Чтобы потом рисковать жизнью здесь, в отряде? Нет уж! Пусть за идею служат другие. А у Столяра свои представления о службе. Надо служить, а если придется, то и прислуживать. Ничего зазорного в этом Яков Столяр не видел. Старлей без комплексов. За хорошие деньги он сделает все, что ни прикажут! Впрочем, такой политики придерживались все приближенные к Оболенскому офицеры, официально составляющие его личный оперативный резерв.
Утро 16 июня выдалось дождливым, что не помешало вертолету, высланному из штаба командования объединенной группировки войск, приземлиться на базе отряда «Гарпун» в 8.25 местного времени.
На площадку спустились два человека в камуфлированной форме. Они, воспользовавшись предоставленным им командирским «УАЗом», подъехали к штабной палатке отряда, возле которой их встретил полковник Карцев. Москвитин находился внутри.
Прибывшие офицеры представились:
– Майор Гурко.
– Майор Мосин.
Первый являлся представителем контрразведки, второй – следователем военной прокуратуры.
Гости спросили:
– Где находится Москвитин?
– В палатке.
– Проводите нас к нему.
Полковник повернулся и зашел в палатку. Андрей уже вышел из спального отсека и сидел на стуле перед столом совещаний. Гурко спросил:
– Майор Москвитин Андрей Григорьевич?
– Он самый!
Прибывшие офицеры представились и Москвитину.
Мосин открыл кожаную папку, достал лист бумаги.
– У меня в руках постановление на арест майора Москвитина.
Следователь протянул его полковнику.
Карцев, ознакомившись с постановлением военной прокуратуры, передал ордер Андрею. Но тот, не став его читать, бросил на стол и поднялся.
– Я имею право собрать личные вещи?
Гурко проговорил:
– Конечно, но, извините, в моем сопровождении.
– Ради бога.
Андрей прошел в спальный отсек, собрал в десантную сумку нехитрые свои пожитки. Особист видел, что конкретно клал в баул майор спецназа, но он не знал, что ранее в сумке было подготовлено двойное дно, куда Москвитин уложил консервы и галеты, а также два блока сигарет вместе с ножом, ложкой и фляжкой, заполненной спиртом. Там же нашлось место для специальной рации с компасом и картой района, а также и для «Винтореза» в разобранном виде.
Убедившись в том, что арестованный уложил в сумку только туалетные принадлежности и смену белья, попросил Андрея выйти из отсека. Что Москвитин и сделал. В штабной части палатки народу прибавилось. Кроме представителей вышестоящего штаба и командира отряда в ней находились еще три офицера, старшие лейтенанты Лопырев и Столяр, а также лейтенант Слава Николаев из первой штурмовой группы. Младшие офицеры были вооружены автоматами.
Андрей обвел их взглядом, затем спросил у особиста:
– Это, как понимаю, конвой?
Гурко подтвердил:
– Да. Это конвой.
Москвитин усмехнулся:
– Надеюсь, наручники на меня надевать не будут? Или спеленаете по всем правилам?
Ответил следователь прокуратуры:
– Не вижу в этом никакой необходимости. Вы же человек разумный. К тому же, уже в селении Матли, после проведенной акции, да и позже, прошедшей ночью, вполне могли при желании скрыться. Однако не сделали этого.
– Ну, если я такой разумный, то зачем конвой? Или вы считаете, что можно сбежать во время полета?
– Нет, я так не считаю, но конвой в случаях этапирования положен по инструкции. И вы видите, что вас будут сопровождать ваши сослуживцы. Это говорит о том, что мы вам, в известной мере, доверяем. В конце концов, в чеченском селении вы выполняли приказ, а не действовали самостоятельно. И следствие, уверяю вас, Андрей Григорьевич, в первую очередь будет исходить именно из этого.
Андрей улыбнулся:
– Хорошо бы. Но что мы ждем? Я готов.
Москвитин в окружении конвоя направился к вертолету. Особист со следователем немного задержались, оформляя бумаги по передаче офицера в руки правоохранительных органов.
Возле вертолета Андрей остановился. К нему подошел прапорщик Захаров с термосом, протянул его Москвитину:
– Вот, товарищ майор, кофе вам на дорожку сварил. Такой, какой вы более всего предпочитаете.
Лопырев отстранил руку Захарова:
– Подожди, прапорщик, неизвестно, разрешит ли начальство брать с собой термос.
Георгий изобразил удивление:
– Да вы чего, ребята? Какое разрешение? Преступника, что ли, сопровождаете? Майор же наш!
– Подожди.
Вступился лейтенант Николаев:
– Прекращай, Лопырь! Чего вызверился?
Лопырев огрызнулся:
– Ну, ты мне еще поуказывай! Тоже начальник. Забываешься, что со старшим по званию разговариваешь?
Николаев усмехнулся:
– Это вы со Столяром старше, что ли? Да клал я на таких старших, крысы тыловые.
Перепалку, грозившую перерасти в приличную ссору, прервал Москвитин:
– А ну хорош базарить! Успокойтесь.
Он повернулся к Захарову:
– Чего ты со своим кофе?
Прапорщик играл отрепетированную ночью роль отменно:
– Так я как лучше хотел!
Подошли старшие офицеры. Гурко спросил:
– Что за шум?
Захаров обратился к нему:
– Да вот, товарищ майор, Москвитину кофе приготовил, он большой до него любитель, а эти, – он кивнул в сторону старших лейтенантов, – воспротивились! Говорят, мол, как еще начальство, то есть вы, на это посмотрите.
Особист взял термос, отвернул кружку. Аромат хорошо приготовленного натурального кофе тут же распространился вокруг. Гурко завернул крышку, передал термос Андрею, проговорив:
– Нашли о чем спорить. Пей, Москвитин, свой кофе! А сейчас всем по местам.
И особист первым поднялся по короткой лестнице внутрь винтокрылой машины. За ним пошел следователь. Николаев на секунду прикрыл собой Москвитина, и Захаров незаметно опустил в карман куртки Андрея заряженный пистолет «ПМ».
Лопырев и Столяр этот маневр не заметили.