— Ты что удумал?
— Не бросать же его, прикрой, я сказал!
Костя открыл огонь длинными очередями, Николай в это время выпрыгнул из окопа и подкатился к сержанту.
Это увидел с Малой и Егоров. Он тут же приказал открыть шквальный огонь, наблюдая за попытками солдата спасти сержанта.
Колян, очутившись рядом с Гольдиным, спросил:
— Живой?
— Живой. Только ноги вот.
— Ноги – мелочь, давай держись за меня, надо сваливать обратно, пока не добили нас тут, как куропаток безмозглых.
Как бы в подтверждение, что-то сильно ударило Коляну в спину.
— А ну шевели мослами! – крикнул он.
— Ноги, – продолжать стонать Гольдин.
— Локтями работай. А то замочат нас сейчас.
Гольдин начал двигаться, подталкиваемый Николаем. Еще череда фонтанчиков прошла совсем рядом. Колян напрягся изо всех сил и перебросил тело сержанта в окоп, следом перевалился сам. И тут же по брустверу прошлась очередь.
— Фу, блин! Пронесло. – Николай сидел на корточках, глядя на Гольдина. – Ну и тяжел ты, Голь. А знаешь почему? Говна в тебе много и дури. Ты че, опупел? Куда перся-то, чудила?
Но сержант молчал. Быстро подбежали санитары и унесли раненого. Колян закурил. Костя с восхищением смотрел на друга.
— А ты герой, Коль!
— Да пошел ты… со своими подколами.
— Нет, я серьезно, ты же командира вытащил на себе с поля боя.
— Нашел командира. Ну вытащил, и че? Смени тему.
Николай попытался встать, но сильная боль в спине усадила его обратно.
— Ты ранен, Коль? – встревожился Костя.
— Да нет. Пуля в бронежилет попала, больно, словно кирпичом уделали меж лопаток.
— Вызвать медпомощь?
— Ага! Набери вон по аппарату 03.
— Я серьезно.
— Я тоже серьезно. Ты на меня-то не смотри, следи за сектором. Я сейчас встану.
После того как Колян под огнем вытащил Гольдина, Егоров позвонил Доронину.
— Кто это у тебя такой геройский?
— Что раненого вытащил? Горшков опять отличился.
— Молодец пацан!
— Согласен. У тебя там что? Как балка?
— Балка молчит, но черт его знает, может, туда стягиваются силы. Ты авиацию запрашивал?
— Да.
— Что-то не торопятся летуны. Да их понять можно. Какой толк лезть на «стингеры»?
— Думаешь, не поддержат с воздуха?
— Не знаю. Скорее всего – нет.
— Бойцы Орла вернулись?
— Вернулись.
— Тогда до связи, Валер!
— До связи!
В окопе, где держали оборону Смагин и Кузнецов, царила паника. Вскоре к ним приполз Коркин. Никто из них не был ранен, но морально они были убиты еще первой атакой.
— Пацаны, – скулил Смага, – кранты нам приходят. Надо что-то делать.
— А че здесь сделаешь? – ответил вопросом Корявый.
— Чухать отсюда надо, – предложил Кузя.
— Куда?
— Да хоть в «зеленку» дальнюю.
— Ага! А там чехи?
— Ну и че? Лучше к «духам», чем тут ждать, когда тебя разнесет на куски.
— Если сваливать, то когда пойдет атака. И рвать к каньону через сгоревший лес.
— Может, и прорвемся, бежать-то придется метров сто пятьдесят.
— Короче, пацаны, – размышлял осмелевший Кузя, – выбора у нас нет. Как чехи повалят – линяем.
— А свои не пристрелят? – выказал опасение Корявый.
— Кому ты нужен? Рота отбиваться будет, им еще нас пасти? Все, решено. Если выйдем к своим, то пробивались по приказу ротного, налетим на чехов – добровольно переходим на их сторону. Потом и от них сдернем, – категорично заключил Кузя.
* * *
Вторая атака началась так же неожиданно. Боевики по команде вскочили и с криками «Аллах акбар» ринулись вперед. И вновь из прохода повалила толпа. Но на этот раз бандиты сменили тактику, штурм они перенесли на Малую высоту. Как только защитники высоты перенесли огонь на фланг, в сторону Косых Ворот, боевики вышли из балки. Перевес противника оказался значительным, несмотря на огневую поддержку соседней, Большой высоты. Доронину стало понятно: оставлять личный состав на Малой нельзя. Высоту придется сдать, чтобы спасти людей. Он вызвал Егорова.
— Слушаю тебя, – ответил Валера.
— Давай начинай отход. Долго вы там не продержитесь, а ваши жизни здесь нужны.
— Да! Накрыли нас здесь плотно. Вторую «БМД» подожгли. Много раненых. Я согласен на отход, но как это сделать? Выйдем на открытое пространство, и нас всех положат.
— Я вызываю дивизион. Как начнется свистопляска, сразу вниз, здесь броней прикроем.
— Понял.
Корректировщик уточнил цели, и вновь дивизион мощным залпом накрыл наступающих. В это время защитники Малой перебрались на Большую. Они принесли с собой и раненых, и убитых.
С вынужденным оставлением одной высоты положение обороняющихся резко ухудшилось. Займи враг траншеи – и тогда исход боя практически предрешен.
Но оставался дивизион, и он сделал свое дело, разворотив оборонительные сооружения Малой высоты ударом огневой батареи.
Раненых определили в наскоро сооруженный за КНП лазарет, чуть поодаль сложили мертвых. Практически половина роты была выведена из строя, и оборону на Большой высоте держали лишь два полноценных взвода.
Старший лейтенант Панкратов, руководя своеобразным блокпостом, со стороны наблюдал, как ожесточенно дерется рота. Это пугало его, он был растерян и в какой-то мере деморализован. Понимал, что еще один штурм – и оборона роты рухнет. Что тогда? И что делать сейчас? Против его отделения в настоящий момент никто не действовал, и он с подразделением оказывался отсеченным от основного боя, где каждый человек был на счету. Панкратов находился в смятении. Связаться с Дорониным он не мог, его рация случайно вышла из строя. Покинуть пост без приказа означало грубо нарушить Устав, но и оставаться наблюдателем гибели своей роты он также был не в состоянии. Уже бойцы за спиной шептались, что Панкратов, сука, трус, ушел сам и их увел. Офицер делал вид, что не слышал этого. Отреагировать на недовольство подчиненных значило бы идти на высоту, а этого так не хотелось. Не хотелось умирать. Оставаясь здесь, можно, при случае, попытаться уйти ущельем, замереть в нем, затаиться, дождаться подкрепления. И тогда он и жив, и в почете, он выполнял приказ и выполнил его. Там, когда от роты никого не останется, разбираться не будут, кто и как проявил себя. Славят мертвых, а награждают живых. Но Панкратов при всех своих недостатках оставался все же офицером. И голос офицера твердил ему, что не должен он оставаться в стороне от боя, что его место там, в траншеях умирающей роты. И этот голос пересилил сомнения. Панкратов принял решение.